Константин Чубич - Гастролеры, или Возвращение Остапа

– Вот, – оживился Мыкола, – я об том же! Из этого вытекает, что мы – славяне, поклоняемся иудейскому царю! – он, угрожающе вознёс указующий перст. – Мы – славяне, – он с усердием постучал себя по груди, – не могли выбрать себе миссию посреди своих?!

– Мессию, – поправил Жульдя-Бандя, контратакуя. – А шо он тебе плохого сделал?! Мы и щас можем выбрать. Кто нам запретит?!

– А каво? Вот в чём вопрос!

– Меня, конечно! Я – опупительный пацан. За базар отвечаю…

Ракоторговец усмехнулся:

– А как насчёт страданий?! И этава… распятия на кресте.

– Распятия?! – претендент на должность мессии если и был готов страдать, то расставаться с жизнью – не очень. – Нэ-э-эт. Я травка кушай!

– А я раков кушай!

Крестьянин закинул в рот раковую шейку, запивая плоть членистоногого пивом. Жульдя-Бандя же, наоборот: сделал несколько внушительных глотков, а уж потом шейку, с тем, чтобы обонять запах раков, коих он любил больше, нежели они его.

– Едет аксакал на ишаке, – Жульдя-Бандя взял в руки мнимые поводья, сотрясая телом так, будто тот едет не по дороге, а по стиральной доске, – догоняет молоденькую симпатичную туркменочку. «Слущий, девищка, давай вместе едем – дорога дальний – ближний кажется». Согласилась туркменочка. Едут-едут, беседуют. «Слущий, девищка, – предлагает аксакал, – давай немнощко отдыхай, чай пей, ищак травка кущий, мы дело делай». Согласилась девушка. Отдохнули, дело сделали. Едут дальше. Снова аксакал предлагает: «Слущий, девищка, давай немнощко отдыхай, чай пей, ищак травка кущий – мы дело делай». Отдохнули, сделали дело – едут дальше. Едут, едут, едут, едут – молчит аксакал. «Слущий, аксакал, – обращается красавица к старику, – давай немнощко отдыхай, чай пей, ищак травка кущий – мы дело делай!» – «Нэ-э-эт, – отвечает аксакал, – я травка кущий ишак дело делай!»

Ракоторговец заржал жеребцом, вытирая клешнями нахлынувшие слёзы.

– Мыкола, знаешь, что я тебе скажу, – прощаясь, напутствовал друга Жульдя-Бандя, пожимая огромную костистую руку. – Крепись!

Ракоторговец пообещал крепиться, однако под натиском информации, захлестнувшей наивную пролетарскую душу, сделал рукою знак остановиться:

– Слухай, Вовик, это, как его, ну… вот хочу ещё спросить… у нас щас…. – Мыкола от волнения стал чухать неухоженными грязными ногтями подбородок. – У нас щас это, демократия или как?..

Жульдя-Бандя хитро улыбнулся:

– Это где же ты, злодей, набрался таких идей (Л. Филатов)? У нас сейчас демонократия. Демократии никогда не было, нет и не будет. Впрочем, вру. Во времена своей политической девственности в Древнем Риме демократия всё же имела место быть. Судью, принявшего неправомерное решение, если находили в нём признаки корысти, – рассказчик почиркал большим пальцем о средний и указательный, – наказывали так же, как и невинно осужденного. Вплоть до смертной казни, если был казнён невиновный. Сегодня это возможно?! В худшем случае коррумпированного судью отправят в отставку.

Собеседник кивнул, соглашаясь.

– Нынешняя демократия – это ворона в перьях политического лицемерия прикидывающаяся голубкой! Это демоны, под паранджою ангельского смирения, чистоты и политической невинности танцующие свои сатанинские пляски. Демократия – это сказка для идиотов. Запомни! Ни в какие времена и ни при каком политическом строе бараны не смогут пасти волков!

Оратор грозно потикал пальцем, усугубляя величину сказанного. При этом лицо нового знакомого покрылось оттенком торжественной монументальности, что привело ракоторговца в какой-то необъяснимый трепет.

– Стадо – было, есть и останется стадом. Холопов, которых всемилостивейше стали называть народом, а во время предвыборной страды – электоратом, убедили в том, что они живут в демократическом обществе. Ты в это веришь?

Мыкола неопределённо пожал плечами, поскольку он верил во всё, о чём говорят по телевизору, и не верил только своей бабе – Фросе. Та постоянно брехала. Туфли сносились, нужно куплять новые (а туфлям нету и трёх лет), колготки драные (как будто в хате нету иголок и ниток), лампочки ей подавай стоваттные – ни хрена не видно (раньше при свечках жили и не плакались)…

– Как сказал один австрийский князь, – продолжал Жульдя-Бандя: «Человек начинается только с барона (А. Виндишгрец)», по-нашему – с барина, а по-современному – с чиновника. Ты, Мыкола, веришь в то, что ты человек, хотя тебя и обзывают человеком?

Слушатель покрутил головой, хотя в меньшей степени неопределённости. Откровенно сказать, об этом он никогда не задумывался. Да и ковырясь в навозе или с мотыгою в руках, такие высокие мысли никогда не посещали его звенящую пустотой крестьянскую голову.