Это поддержало меня и заставило активно сосредоточиться на поисках нового смысла существования. Все время, свободное от еды, (я решил для себя нужным поедать шкурки – только шкурки, благо их давали больше обычного – для стимулирования работы мозга), обходов участка и гавканья на прохожих (я возобновил это занятие с тем, чтобы сохранить физическую форму) я обдумывал проблему своей нужности хозяину. Ложился в тени березы, вытягивал передние лапы вперед, задние – назад. Клал голову на передние лапы. Старался отключиться от всех внешних раздражителей и думать, думать в одном направлении. Я вспоминал и осмысливал все, что мне было известно о чау–чау. Чау–чау от природы красивые, пушистые, величественные и добродушные собаки. Купив щенка этой породы, хозяева таким хотели видеть и меня. Вывод простой, если ты умеешь мыслить на отвлеченные темы. Для меня же это было первым опытом практических выводов из абстрактных мыслей. Еще день ушел у меня на осознание необходимости зализать проплешины на шубе и возложить на спину опустившийся хвост. Когда хвост улегся на свое место, голова стала работать лучше.
Я вспомнил когда–то услышанную фразу – “Чау–чау – собака–компаньон”. Принялся ее обдумывать. После двух дней напряженных размышлений “компаньон” связался у меня с “компанией”. Смысл последнего слова был мне знаком. Это когда приходят гости. Пьют с хозяином водку и веселятся. Эти гости вместе с хозяином и есть компания. Значит, я как пес–компаньон должен пить водку с хозяином? Ради хозяина, я, конечно, был готов на все, но к питию водки собака никак не приспособлена. Еще через два дня размышлений я понял, что мысль о водке – тупиковая, а главное в компании – общение. Смогу я пить с хозяином, или нет – не столь важно, главное – чтобы общение со мной доставляло ему радость.
В общем–то, можно было и остановиться на сделанных выводах, моя нужность хозяину стала понятна, смысл существования был обретен вновь. Но джина познания, выпущенного из бутылки, внутрь не загонишь, а один раз научившись мыслить, не сможешь отказать себе в этом в дальнейшем. И я продолжил свои занятия направленным мышлением, или точнее медитацию. О том, что это называется медитацией, я узнал из сна. Удачно избавиться от всех внешних раздражителей я крепко уснул. Мне приснилась пустынная, каменистая местность. Где–то вдали виднелись белые шапки гор. Был ранний рассвет. На небе еще светились звезды. Я куда–то и зачем–то бежал. Бежал под небольшой уклон вниз. Бежать по острым камням, да еще без внятной цели, было совсем нерадостно, и я остановился. Сел, посмотрел на звезды. Рисунок звездного неба не был обычным. Вдруг я услышал Голос. Какой–то неживой, механический, непонятно откуда доносящийся. Голос как–то уставший и назидательно–властный.
– Жирик, ты на правильном пути духовного развития. Но твоя жизнь не должна исчерпываться службой хозяину–человеку. Миссия твоя другая.– Мне стало не по себе, но я все же осмелился спросить:
– В чем же она?
– Не спеши знать ее. Ты еще не готов. Пока смотри телевизор, больше общайся с хозяином и старайся осваивать человеческую речь. И больше медитируй, как сейчас. Готовься вернуться к Знанию.
Все это – и местность где я находился, и голос, доносящийся неизвестно откуда, и то, что он говорил – было настолько неожиданно и непривычно, что я замер. Замер, неспособный решить, или мне облаять этот Голос, или спросить у него, кто он такой и по какому праву разговаривает со мной в тоне сильно подвыпившего хозяина. Я решил все–таки погавкать на него. Но этого мне сделать не удалось. Приняв боевую стойку и открыв пасть, я обнаружил себя вновь на привычном месте, под березой. На нашем участке. А лай получился ненастоящим и неубедительным. Тут на меня сверху, с березы упало яблоко. Я отбежал в сторону и перестал гавкать.
Позже, я не спеша, обдумал увиденное и, главное, услышанное во сне. Почти все, сказанное мне, было в русле моих собственных мыслей. Занятия медитацией были мне приятны и явно шли на пользу моему развитию. Потребность смотреть телевизор и понимать речь, было мною прочувствована. Этот Некто лишь сформулировал ее предельно ясно. Непонятными были слова о моей миссии, о том, что моя жизнь не исчерпывается службой хозяину. Но в эти вещи я попросту не стал углубляться, хотя и все запомнил. Я сконцентрировался на том, что было понятно и отвечало моему настрою.
Со всей добросовестностью, с которой я ранее занимался охраной, я стал осваивать человеческую речь. Многое я понимал и ранее. Хозяин никогда не учил меня “собачьим” словам типа “фу, “апорт”, “фас”. Он общался со мной на нормальном русском языке – нельзя, принеси, возьми. И я понимал. Любая собака, если хочет понимать хозяина, и тот уделяет общению с ней достаточное время, способна усвоить несколько десятков слов, обозначающих окружающие предметы или прямое действие. Сложнее со словами обозначающие отсутствующие в обычной жизни вещи. Здесь мне помог телевизор. По утрам, за завтраком, хозяин всегда включал его. Уезжая – выключал. Я стал просить его оставлять телевизор включенным. Все время работы телевизора я внимательно, не отвлекаясь, смотрел на экран и слушал. В момент, когда хозяин брал пульт в руки, я подходил, поочередно переводил взгляд с экрана на хозяина и пытался сказать ему: “Не выключай”. Вместо слов, конечно, получалось гавканье. При этом я уверен, хозяин чувствовал, что я хочу, о чем прошу его. Но всерьез поверить, что я прошу оставить телевизор включенным, он не мог. И выключал его перед отъездом.
Читать дальше