Джон Барт - Химера

– Ты выправляешься, – сказала она. – А теперь расскажи, что тебе известно о том, как ты встретишь Медузу – серия II, картина F, панно 1.

Я ответил, что, на мой взгляд, вполне представляю эту картину, но воздержусь от гипотез до следующего дня – когда, если я не слишком не прав, II-D (используя ее систему обозначений) покажет, как я, пресмыкаясь, волочусь на озере Тритон за Седыми Дамами.

Каликса улыбнулась:

– Посмотрим.

Не прав я не был; мы посмотрели; от этой сцены я увлек ее к ложу – почти так же стремительно, как Пегас перенес меня по маршруту Самое – озеро Тритон, и, в отличие от этого бесподобного жеребца не сдерживаемый золотой уздой, снова славно распалился, но выпалил слишком споро. Я был прав, нетерпеливо сказал я ей; как показано на стене, я был не прав, зря не отдал, несмотря на совет моей кукольницы, справедливость незрячим Седым Дамам. Но старые привычки умирают с трудом: даже пролетая по дороге в Северную Африку на высоте сорока стадий над уровнем Серифа, когда мне пришло на ум нагрянуть с неожиданной ревизией к Андромеде, я вместо этого подверг ревизии свой порыв и, обуздав его, решил застать ее врасплох не так прямолинейно – вернувшись омоложенным от Медузы. И когда Пегас зашел на посадку и приземлил меня у Тритона, я никак не мог решиться и открыто заявить моим жертвам со стажем, кто я такой. Там, на берегу, они как коростели дергались, как выпи вихляли, как цапли сутулились, слишком старые, чтобы стариться, уминая о десны свой завтрак; я изменил голос и пронзительно произнес: "Не могу ли чем-то быть полезен, сударыни?" Что за шлеп-плюх-хлюп раздался в ответ! "Фу!" – сказала Пемфредо; "Персей!" – сказала Энио; "Проткни его!" – сказала Дино, – серийно крысясь на меня по мере получения зуба.

– Вовсе нет, – сказал я, отступив на шаг от их клевков. – Зацикленный на себе Персей такой же враг мне, как и вам. Насколько я понимаю, он обронил ваш глаз где-то поблизости? Я найду его вам, если вы подскажете, где сейчас нимфы Стикса.

Вся моя надежда была на плату вперед, ибо озеро, хотя и мелкое, раскинулось, как море, широко, и я отчаялся отыскать в нем глаз, утерянный без малого двадцать лет назад. Но "Тьфу!" – сказала Пемфредо, "Кретин!" – Энио, а Дино: "Сначала найди!" С тем мы и разошлись, как лебедь, рак да щука: граи – слепо шлепая, я – размышляя, Пегас – пощипывая от нас подальше травку.

– Видишь его? – спросила Пемфредо.

– Конечно, видит! – Энио, а Дино:

– Не молчи, глупыш!

– Вижу, – сказал я. – Но не хочу нырять за ним, покуда вы не скажете, где находятся нимфы.

Увы, я все поставил на этот отчаянный обман и халатно отнесся к маскировке своего голоса. "Зубной вор!" – вскричала Пемфредо; "Глазной рвач!" – присовокупила Энио; а Дино: "Пустить его ко дну!" Не успел я и глазом моргнуть, как они спустили меня на воду. Как рыба в воде я чувствовал себя среди воздушных – коротких и длинных – волн, но среди морских был ни рыба ни мясо; я камнем пошел ко дну – и ясно увидел, что за наваждение, как на меня с заросшего тиной и водорослями дна жутко пялятся целых три глаза, один из которых – бесполезное чудо! – был лишен телесной оболочки – самой что ни на есть граин. Падший из апогея моего высокомерия, теперь он подмигивал из глубин. Я ухватил его, зажмурился и сам, оставив всякую надежду, не зная, что моя жизнь…

– Продолжение в следующем выпуске, – вставила Каликса. – Теперь ты вспомнил, что тогда произошло?

– Три дня назад, – сказал я, – я сказал бы, что меня доставили сюда утонувшим на Два-D, если бы сумел это припомнить. Но Один-Е наводит на мысль, что это не так. Теперь ответь на мой вопрос: как далеко заходит эта стенопись? – Ибо я с запозданием увидел, как каждая сцена второго витка вторит своему двойнику из первого, позади которого она расположена, – но, как я ни изучал последние картины первой серии, в голову мне не приходило ничего относящегося к конечному периоду моего смертного существования. Каликса, однако, уклонилась от ответа: я проспал со своей гипотезой целую ночь, и она требует такого же времени.

И она действительно заснула или по крайней мере притворилась спящей, но я заснуть не мог: подобно складывающему свои вирши барду, который каждую ночь прокручивает в уме сочиненное за день, с тем чтобы продолжить его назавтра, я во все глаза всматривался во тьме в свои воспоминания о I-Е (выдача мне обмундирования пахучими нимфами) и воображал, какое соответствие этой сцене ждет меня поутру.

Мы степенно постояли перед II-E, столь же обширным и почти пустым рельефом, как и изображенная на нем пустыня и пустынный берег озера. Благодаря большому размаху спирали, тринадцать метров I-Е развернулись здесь почти в две сотни; и на всей этой стадии глаз, даже мой, хотя я и выхватил глаз у грай, выхватывал всего две вещи: в левом верхнем углу – улетающего Пегаса с Пемфредо верхом у него на шее, по-дамски примостившейся сбоку скалозубой Энио и злорадно косящейся назад через его круп Дино; а далеко внизу, справа, на берегу озера,– меня самого, мрачно глядящего им вслед, по соседству с просушивающей прямо у себя на голове промокший капюшон дамой.