Джон Барт - Химера

– Если ты и в самом деле собираешься пустить ее в ход, смилостивись и сначала убей меня. Покрепче резани под адамовым яблоком – и вся недолга.

Девушка содрогнулась, замотала головой. Мужчина, насколько ему позволили путы, пожал плечами:

– Ответь по крайней мере на один вопрос: зачем тебе, в конце-то концов, понадобилось рассказывать мне эту необыкновенную историю?

Все еще отводя взгляд, Дуньязада монотонным голосом объяснила, что месть ее сестры предполагала и эту перестановку не только пола сказителя и сказания (как понимал их джинн), но и их положения, поскольку второе отдается теперь на милость первого.

– Ну так и окажи тогда эту милость! – воззвал царь. – Самой себе!

Дуньязада подняла на него глаза. Несмотря на свое положение, Шахземан, совсем как джинн, улыбнулся сквозь жемчуга своей бороды и объявил, что Шахразада по справедливости считает любовь мимолетной. Но вряд ли уступает ей в этом и сама жизнь, вот почему обе они так сладостны – и еще сладостнее, если ими наслаждаешься, словно они никогда не кончатся. При всем неравенстве женской доли, продолжал он, тысячи женщин находят любовь столь же драгоценной, как и их возлюбленные: чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к рассказам Шахразады. Если осужденному – каковым он себя считает, поскольку, лишившись мужественности, он тут же покончит с собой, едва в руках у него окажется меч, – может быть даровано последнее желание, каковое даже он привык даровать поутру своим ночным жертвам, то он выбрал бы обучить свою пригожую па-лачку радостям пола, прежде чем он его лишится.

– Ерунда, – раздраженно бросила Дуньязада. – Я всего этого вдосталь насмотрелась.

– Смотреть – совсем не то, что чувствовать. Она уставилась на него:

– Научусь, когда захочу, – и от менее кровавого учителя, которого, пусть и по-глупому, полюблю. – Она отвернулась. – Если мне когда-нибудь встретится подобный мужчина. Чего, надеюсь, не произойдет.

Рассерженная, она скользнула внутрь своего платья и, неумело зажав бритву в левой руке, принялась застегивать крючки.

– Что за счастливчик! Так, значит, женушка, ты меня не любишь?

– Конечно нет! Согласна, ты не такое чудовище, как я воображала, – внешне, я имею в виду. Но ты мне абсолютно чужой, а от одной мысли о том, что ты сделал со всеми этими девушками, у меня к горлу подступает тошнота. Не трать понапрасну последние слова на глупые заигрывания: ты меня не переубедишь. Приготовься лучше умереть.

– Я давно готов, Дуньязада, – спокойно ответил Шахземан. – С самого начала. Иначе почему, по-твоему, я не позвал стражу, чтобы убить тебя? Уверен, что братец уже давно покончил с Шахразадой, если она и в самом деле попыталась совершить то, на что подбила тебя. Мы с Шахрияром были бы круглыми дураками, если бы не предвидели подобный поворот событий с самой первой ночи, шесть лет тому назад.

– Я тебе не верю.

Царь повел бровями и сквозь зубы свистнул; тут же из-за ковра с изображением семиколечного кубка Джамшида шагнули двое дюжих мамелюков, они схватили Дуньязаду за руки, заткнули ей рот, отобрали бритву.

– Честно это или нет, – как ни в чем не бывало продолжал беседовать с ней Шахземан, пока она билась в руках мамелюков, – сейчас властью тебя могу наделить только я. И, честно это или нет, я собираюсь тебе ее дать. – Он улыбнулся: – Верните ей бритву, друзья, и будьте на остаток ночи свободны. Если ты не веришь, что я с самого начала сознательно отдался в твои руки, Дуньязада, ты не можешь отрицать, что теперь я так и поступаю. Все, о чем я прошу, – чтобы и мне было дозволено рассказать тебе историю в обмен на ту, что рассказала мне ты; когда я ее окончу, ты сможешь поступить как пожелаешь.

Мамелюки с неохотой отпустили ее, но покинули комнату только после того, как Шахземан, по-прежнему раздетый и связанный, повторил свой приказ. Дуньязада в изнеможении опустилась на подушку, потирая запястья, подобрала рассыпавшиеся волосы, потеснее запахнула платье.

– Ты меня не убедил, – сказала она. – Стоит мне занести бритву, они пронзят меня стрелой.

– Это не приходило мне в голову, – признался Шахземан. – Значит, тебе придется немного мне довериться, как доверяюсь тебе я. Подними ее вверх, я требую!

– Ты требуешь! – горько промолвила Дуньязада. Она подняла руку с бритвой, но тут же, безвольно уронив ее рядом с подушкой, начала всхлипывать.

– Ну давай подумаем, – задумчиво проговорил царь. – Как бы нам наделить тебя всеми преимуществами? Они, эти стражи, очень быстры и преданны; если они и в самом деле не ушли, боюсь, они могут неверно истолковать какой-нибудь твой невинный жест и выстрелить.