Леонид Богданов - Без социалистического реализма

Видят Мусины, что это целый заговор, и пошли в милицию. Ну, а с кого милиция живет, как не с жуликов? И там Сашка успел уже все обтяпать. Написали милиционеры для видимости протокол и положили в стол и: зайдите через две-три недельки…

Вернулись Мусины в свой дом. Начали среди ночи соседей будить, просят пособить изгнать оккупанта. Старик Мусин вошел в такой раж, что незаметно для себя повторил знаменитую речь Минина и Пожарского.

Некоторые из соседей реагировали на призыв довольно вяло. Некоторые вообще стали в позу «моя хата с краю». Некоторые даже начали вспоминать старые передрязги. Вспомнили, что Мусины не всегда подметали общий коридор, за воду не платили и прочее. Начали радоваться, что Мусиным теперь будет плохо. В общем, каждый показал свое лицо с самой настоящей стороны, как это и бывает в беде. И только один отставной военный, прослуживший тридцать лет в химических частях и никогда не применявший химии в войнах, вдруг воодушевился:

— Давайте я его, подлеца, хлор-пикрином выкурю!

Хлор-пикрина у него, конечно, не оказалось, но он все же наскреб у себя какой-то дряни, начал ее у дверей Мусиных на примусе поджаривать. Минут через пять соседи стали ругаться, на кого-то напала рвота, поднялся сплошной чих и многие от газа плакали. А Сашка-оккупант хоть тебе что. Посмотрел химик в замочную скважину и говорит:

— Этого субчика и настоящим хлор-пикрином не выкуришь, у него противогаз. Вот если бы жидким отравляющим веществом, и притом люизитом, через щель облить!

А Сашка тут из-за дверей:

— Милейший, это не поможет! У меня все учтено, я ко всему готов и могу выдержать любую осаду до трех месяцев и более.

Почесал отставной военный затылок и говорит:

— А что если подорвать дверь и стену толом? Килограммов десять заложить и трррах!

Соседи, уже порядком пострадавшие от газов, начали пугаться, протестовать, кричать:

— Не хотим взрывов! Давайте лучше высадим дверь поленом! Меньше жертв будет!

А Сашка Теребейников хохочет из комнаты:

— И это учтено. У меня дополнительная железная дверь изнутри поставлена. Сдавайтесь и отступайте!

Ну, Аничка, конечно, от безысходного положения в слезы и кричит:

— А я думала, что ты, паразит, последний идеалист, вроде Павки Корчагина!

Старик Мусин рвет на себе волосы и тоже упрекает:

— А еще за всех угнетенных в мире стоял, о колониальных народах беспокоился!

Старуха просто воет:

— Не верила я вам, паразитам, никогда, а теперь жалею, что тебе одному, идейному комсомольцу, партийному, поверила!

— Правильно, — говорит Сашка, — Верно делали, что не верили! И в будущем не верьте всем защитникам колониальных народов, не верьте Павкам Корчагиным, все это для дурачков, а на деле каждый соблюдает свой интерес. Теперь же страдайте за свои заблуждения! Страдайте и валите отсюда, мне спать в моей комнате охота!

После этого все соседи увидели, что хотя Сашка и сукин сын, но он прав, и все разошлись. Мусины, конечно, не разошлись. Им расходиться некуда было. Пристроились на вещах и завели шепотом разговор. Под утро потихоньку докатились уже до того, что думают, действительно, один выход на целину или еще дальше.

И в это время вдруг из квартиры раздается стон. Через минуту еще стон, да такой болезненный. Потом слышат Мусины, заскрипели запоры, взвизгнула сашкина железная дверь и появился он сам на пороге, бледный, еле на ногах стоит.

— Ну, — говорит, — счастье ваше. У меня, кажись, приступ аппендицита. Везите, — говорит, — в больницу, а на этот раз я, кажись, промахнулся из-за состояния здоровья.

В общем, Мусины сейчас живут в своей комнате с чуланом без окон. А Сашка Теребейников уехал из Светлобурска в неизвестном направлении.

Так что вы, товарищи, если где-нибудь встретите его, может быть под другим именем, но в той же роли последнего комсомольца-идеалиста, этакого Павки Корчагина, так будьте с ним поосторожнее. Остерегайтесь его! Тем более остерегайтесь, что у него теперь нет аппендицита. Вырезали начисто. И теперь, если он залезет в квартиру, спасения не будет.

С иностранцами, — черт бы их побрал! — надо быть осторожным. Все иностранцы, приезжающие в СССР, если не шпионы, то провокаторы или, в лучшем случае, диверсанты. Приедет в СССР некий вроде бы турист, купит каракулевую шапку, делает вид, что хочет всю советскую жизнь изучить, все постигнуть, толчется все время то на Красной площади, то в Большом театре, то осматривает новый университет, и вид у него такой невинный, а на самом деле он, когда спит, и то думает, как бы подкузьмить честного советского человека. Все его мечты и помыслы сконцентрированы только на том, как бы напакостить советскому человеку и тем оправдать собой свои дорожные расходы. Ужасно коварный народ эти иностранцы!