Мирослав Джикович - Майне кляйне поросьонок шпрингает по штрассе

Лиза явно повеселела. Она вышла из дома, и, жмурясь на ласковое солнышко, расправила крылышки. Сегодня, до конца дня нужно столько успеть! Сначала заскочить в районную оотеку, забронировать ячейку. Конечно, можно отложить яйца и дома, но это такая морока! Лучше довериться профессионалам. Потом обязательно сегодня же встретиться с подружками. Лизе теперь есть чем поделиться!

Лиза вдруг вспомнила Вадика и погрустнела. Никто уже не будет являться и с порога вываливать на неё целый ворох интересных фактов. Как он там говорил? Исчезнувшая цивилизация? Великаны? Теперь уже Лиза не узнает об этом никогда, но одна мысль не давала ей покоя:

«Интересно, а тогдашние великанши у своих великанов выедали только мозг, или съедали их целиком?»

Душегуб

– Эй, вы живой? Вы спите или как? На кладбище так-то нельзя спать. Один, вот, тоже, говорят, заснул на кладбище, так его и похоронили там…

Старик медленно приоткрыл глаза: голос принадлежал молодой девушке, ещё подростку. Ни обильный макияж, ни мешковатый наряд, ни густая, закрывающая половину лица иссиня-чёрная чёлка с фиолетовыми и розовыми прядями не могли скрыть её миловидности и свежести. Одной рукой она придерживала знавший лучшие времена велосипед, а вторую протянула было, чтобы потрясти старика за плечо, но передумала.

– Я уже три раза мимо проезжала, смотрю – сидит и сидит, неподвижно так… Не ханыга на вид, прикид цивильный… Думаю, надо подойти, проверить, мэйби того, кони двинул чел…

Старик, не издавая ни звука, наблюдал за ней. В его взгляде читалось нарастающее раздражение.

– А вам ничего не надо сделать?

Старик удивленно приподнял бровь и закашлялся. Девушка рассмеялась:

– Расслабься, дедуля. Я имею в виду памятники там, надгробия… работы любой степени сложности, опытные специалисты… Счас, пятьсек, – она вытащила изо рта жвачку, уставилась куда-то вдаль и, перекатываясь с пятки на носок, как могла проникновенней затянула: – Ничто не сравнится с болью от утраты наших родных и близких, рано или поздно мы сталкивается с этим, единственное, что мы можем сделать – это увековечить в камне память о любимом человеке… Памятники и надгробия, работы любой степени сложности, опытные специалисты сделают всё в срок и с отличным качеством…

– Э-э, погодите-ка, милая барышня… – старик оживился. – Насколько я могу судить, вы представляете интересы мастерской господина Маркса? Я, признаюсь, некоторое время назад имел честь познакомиться как и с самим уважаемым Эмилем… э-э… Бернардовичем, так и со всеми работниками вашего небольшого, но весьма, весьма сплочённого коллектива. Да-а… Но сколько раз ни заходил, такого прелестного создания, к моему превеликому сожалению, застать не довелось.

Комплимент девушке понравился.

– Я помогаю папцу. Сейчас каникулы, вот он с мутером мозг и вынес… Бухтел и бухтел: мол, чем по улицам задравши хвост шлёндрать, или за компом плоскожопие зарабатывать, лучше бы помогла отцу… У тебя язык без костей, кого хочешь залечишь, ещё и денежку хорошую получишь… А иначе сниму с довольствия. Это он так шутит, да мне и самой нравится, здесь супер, я только второй день работаю, а уже всё знаю… Вот Васёк велик подогнал, не айс, конечно, малехо покоцанный, но лучше, чем пешедралом из конца в конец… ваще было беспонтово… Пацаны поначалу волну гнали, что здесь страшно, типа жмурики ходят – я сразу въехала: втирают… Что я, малолетка какая? И совсем не страшно оказалось, а вечером ваще агонь, когда уже почти людей нет – тихо, только ветер сосны качает – всё так… так…

– Таинственно?

– Ну да, типа того. А это ваша жена? А от чего она умерла? Болела?

Оба поглядели на обелиск. С новенькой овальной фотографии на них смотрела, чуть прищурясь, немолодая седая женщина с доброй виноватой улыбкой. Несомненно, при жизни она носила очки, но перед съемкой решила обойтись без них и не ошиблась – кадр получился очень удачным.

Старик поджал губы и снова прикрыл глаза.

Девчушка покрутила головой, немного помолчала, но вскоре не выдержала:

– Ну, если ничего не надо, я поеду дальше. Или, если надумаете, вот, возьмите, – она протянула ему рекламный листок.

– Убили её, – голос старика стал неожиданно глухим. – Какой-то подонок размозжил голову – то ли палкой, то ли битой – и бросил подыхать на улице.

– Плохо. В смысле – соболезную…

– Если вы уделите мне несколько минут вашего драгоценного времени, я поведаю эту трагическую историю.