Владимир Косатый - И добавьте немного лжи

В отличие от Пьера Родриго и Джон проявили более взвешенный и рациональный подход к их приключению. Одежда их больше соответствовала реальной обстановке, и их жёлто-зелёные рубашки и шорты не выделялись на общем фоне, а неизбежная грязь воспринималась без каких-либо эмоций. Пьер же страдальчески закатывал глаза каждый раз, когда ему на рукав падал обычный лист. Когда же представитель местной пернатой фауны пометил его костюм органическим клеймом, со стороны могло показаться, что не обычный француз скромных талантов участвует в экспедиции, а сам Чингисхан вернулся с того света, и сейчас он поведёт в бой свои тумены.

Последним достойным внимания участником этого действа – да, к сожалению, куча носильщиков и аборигенов-охранников по старой доброй традиции вынуждена остаться обезличенной, но можно заверить, что все они вернулись в свои дома живыми и с достойной оплатой – был проводник Жером. Он представлял собой цветастую мешанину европейских и африканских вещей, которая скреплялась его неизменной улыбкой. Казалось, что ширина его оскала добавляла ему лишних пять сантиметров к его небольшому росту.

Спутники Пьера первые пару часов экспедиции пытались поддерживать своего павшего духом друга и напоминали об историческом значении их путешествия. В отчаянии они повторяли его слова, сказанные, правда, ещё во Франкфуртском аэропорту, о фундаментальном значении открытия, которое им предстояло совершить. Но через пару часов после начала их похода они сдались и оставили Пьера тет-а-тет с его нытьем.

– Жером, сколько нам ещё осталось до земель бунси?

– Мы скоро будем на месте, месье Клеменсо. Скоро вы достигнете своей цели.

– Что-то подобное ты твердишь уже третий день подряд. Будь добр, скажи, что ты заблудился и завел нас неизвестно куда. Тогда я смогу с чистой совестью идти искать льва, которому я скормлю твоё бренное тело.

На черном лице проводника расплылась широкая улыбка:

– Чувство юмора месье Клеменсо сравнимо только с его щедростью и добротой. Но я не обманываю Вас. Мы действительно находимся рядом с границей бунси, просто тропа не ведет прямо к ним, как полет копья. Она крадется, как хищник к своей жертве. Но уверяю, уже сегодня вечером мы разобьём лагерь возле владений звездного племени, а завтра вступим на их территории и вскоре будем захвачены ими в плен.

Услышав эти слова, третий участник экспедиции Джон оторвался от своих заметок.

– Пьер, заткнись! Быстро иди сюда. Нам надо ещё раз обговорить план наших действий.

– Джонни, в том, что ты нормально себя чувствуешь в этих дебрях, нет ничего удивительного. Всё-таки ты американец, но я потомок древней и мудрой цивилизации с трудом переношу это возвращение в колыбель человечества. Как взрослый человек, который не может уместиться в своей колыбели…

Клеменсо улыбнулся, пригладил усы и, положив руку на плечо французского товарища, прервал его:

– Действительно, Пьер, хватит.

То, что Клеменсо был старшим из них – пусть даже только вплотную подступившим к тридцатилетию –, а скорее тот факт, что он был спонсором их экспедиции, заставило умолкнуть Пьера.

– Ещё раз пройдёмся по фактам, которые нас сюда привели, и повторим, что и как мы должны выяснить. Джон, ты единственный учёный среди нас, тебе и карты в руки.

Джон Морган в этой экспедиции, среди прочих, исполнял роль научного консультанта, пусть даже его научная степень была связана с исследованием грибов. С другой стороны, Клеменсо Родриго и Пьер на эту роль подходили ещё меньше. Клеменсо был старшим сыном богатого испанского бизнесмена и в их компании нес ответственность за своевременные финансовые вливания. Пьер с Джоном до конца не понимали его мотивов. Поведение Клеменсо можно было оценивать, как желание богатого наследника праздно тратить семейное состояние. С другой стороны, он наравне с ними переносил все тягости путешествий и при этом высказывал меньше всех жалоб. Пьер, в свою очередь, провозгласил себя духовным лидером компании друзей и соответственно считал своим моральным долгом пользоваться деньгами Клеменсо и руководить действиями Джона. Но основным навыком Пьера Лапуреля было красноречие, которое ему иногда приходилось использовать для продвижения торговой марки вина, производимого его дедом.

Джон пригладил свои растрёпанные волосы и попытался прихлопнуть комара на руке (оба действия претерпели фиаско). Сверившись со своими записями, он приступил к докладу.