Станислав Зелинский - Калейдоскоп

— Веди себя солидно! Чтоб мне не позировать по пять минут. Ну, ну, ну!..

Я тогда рявкнул: «Спокойной ночи вам обоим!» Бетонированный двор обладал, одначе, удивительной акустикой. Они меня не услышали.

А я слышал их целый час, да и позже.

— Ты сегодня опять спишь у стенки?

— Да надо за ним приглядывать. В случае чего не перелезть через тебя, обязательно ко мне приклеишься. Не лягу к стенке.

— Глянь, уговаривает… Я тебе кое-что скажу. Слушаешь?

— Слушаю, Лиля, слушаю, правда, почти сквозь сон.

— Говорили на площади, что «рельса для отвода глаз». В этом что-то есть. Я тебя уверяю, он пришел ради барабана.

— А рельса? Он же скакал.

— Мог из дому выйти больным, мог прыгучесть схватить в дороге. Такие прыжки не бывают ни с того ни с сего. Послушать бы его старые записи, сразу бы ниточка привела к барабану.

— Допустим. А мне этот металл покою не дает… Вроде бы я его уже где-то видел, в руках держал… Перо? Чье перо? Убей, не помню.

— Ты у него проверил предохранители?

— Подключил его к будильнику.

— Башка варит у тебя, ах и башка…

— И у тебя все на уровне…

До рассвета я не сомкнул глаз. Фляк добудился меня с трудом. Кружку кофе я принял с благодарностью. Не успел допить, Колодзей отозвался со стороны леса.

— Вернулся за провиантом и сейчас снова уезжает в очередь. — Фляк высвобождал меня из кабелей и переводил мне язык барабанов. — Очень услужливый и выдающейся обходительности человек. Извиняется, что не удалось ему вчера мне помочь. Лиля, поблагодари хорошенько и поприветствуй его от всего сердца.

Сестра забарабанила с поражающей лихостью.

— Образцовый тамтам, — заметил я. — Вчера мне было не до экзотических инструментов, и я его толком не осмотрел. Преотличная резьба… Откуда здесь такой барабан?

— Одна знакомая привезла прямо из Африки. Похоже, подлинный, да разве в тех краях скажут правду белому?

— Декором напоминает священный барабан Гдеду, используемый племенем йоруба. И к такому барабану — палка из первого попавшегося магазина? К барабану с таким голосом?

Фляк отправил сестру собираться на прогулку. Когда остались мы одни, он сказал тихо, совсем шепотом:

— Я ж вам говорил, сестра стесняется. Не может себя превозмочь, бить голой рукой. Пробовала в перчатках, но сбивалась, что ни слово, и никто ничего не понимал. Вы же схватываете, почему так?

— Барабан Гдеду обтянут человечьей кожей. Это предписывает традиция, передаваемая из поколения в поколение. В последние годы производство таких барабанов сильно сократилось, чем и объясняется их столь высокая цена.

— Наверное, — Фляк ткнул в дно тамтама, — наверное, миссионер. Какой-нибудь златоуст-проповедник. И Лиле про то известно.

Я еще раз обследовал барабан.

— Миссионера исключаю. Даже невооруженным глазом можно заметить следы татуировки. То есть ни миссионер, ни вообще духовное лицо.

— Уж вы ей скажите это. Вон она идет.

Лиля возвратилась с альпинистской веревкой.

— Отныне барабанить прошу как ни в чем не бывало. Это не т о, про что вы думали.

— Все равно чья-то кожа.

— Ну, разумеется…

— Вы так детально интересуетесь, — она выразительно взглянула на брата, желая напомнить ему ночной разговор. Про себя я подумал, что ее подмывает сказать: «А что я говорила!» Понятно, при мне этого не скажешь.

— Раз так, меняю тему. Собственно, почему вы не пользуетесь телефоном? Вещь удобная и в целом надежная.

— На средних расстояниях телефон не лучший вариант. — Фляк решительно отверг переход на телефонную тему. — Вы ходили в горы? Тогда прекрасно. Привяжитесь, пожалуйста, веревкой. Слышь, Лиля, в пути подстрахуешь его у бедер. Ничего дурного я не предвижу, но все может статься. Тогда не дергай, ослабь чуточку и сразу же тяни помалу.

— Как в горах?

— Как на рыбалке! Веди его, словно крупного сома.

— Да это ж не сом! Крупные сомы охотятся после захода солнца.

Развеселились они до слез, у обоих было одинаковое чувство юмора, чему оставалось только удивляться, ибо редко промеж братьев и сестер наблюдается подобное согласие.

— Веревку привяжи к дереву. Пусть он походит, сядет, встанет, пробежится. Внимательно следи и контролируй. Случись беда, я буду там в два счета. Идите, все окончится лучшим образом. Соберетесь возвращаться, веревку скатайте. С помощью коротких пробежек восстанавливается вера в себя.

Пошли мы под каштан. Она обкрутила ствол веревкой, завязала тройным узлом. Потом расселась на брошенном муравейнике. Командовала мною с мастерством дрессировщика. Я бегал туда-сюда; садился, чтобы вмиг вскочить на ноги; приседал, шагал и маршировал, и опять бегал, а при всем при том надлежало мне следить, дабы веревка не натягивалась.