Дмитрий Бавильский - Последняя любовь Гагарина. Сделано в сСсср

Именно это выпадание на острове Церера, собственно говоря, Гагарин и устроил. Себе, ну и другим заодно.

Инструктор долго возился с новым оборудованием, все расселись в плетеные кресла, лениво переговаривались, наблюдая или манкируя наблюдением. Даже мама Маню, вытирая сухой лоб, более не волновалась – инструктор убедил её и всех в полной безопасности погружения.

Да только человек предполагает, а бог располагает. Первое погружение прошло нормально, Маню нырнул – и поплавком вынырнул через какое-то время с ракушками в руке. Все начали аплодировать. Мальчику понравилось внимание, как мог, восхищался открывшимися красотами. Попросил отпустить его в воду «на подольше».

Отпустили. Долго не спохватывались, отвлеклись или что. Короче говоря, утонул мальчик. Как утонул? Вот так, утонул, и всё тут. Что-то заело, потом говорили – клапан или не клапан, разгерметизация, кислород весь вышел.

Смотрели на пузырьки, думая, что Маню дышит, а он агонизировал. Вытащили бездыханное тельце на берег, уже и откачивать поздно. Даже мать не сразу поняла, что случилось. Думала, розыгрыш. Позвали Гагарина, врач и хозяин, хозяин и врач, пощупал пульс: поздно, умер мальчик.

Мать всплеснула руками, заголосила, нарушая всеобщий стиль и расписание. Заламывала руки, бросалась на труп, слуги зачем-то сдерживали, не давали подойти.

Но прорвалась. Упала, начала тискать, зарыдала. Убедилась, что без толку, повернулась растерянная к Гагарину – взгляд безумный, потерянный, как же так, вроде бы, казалось, приручили стихию, ан нет.

Олег смутился, чувствуя ответственность, расстроился. Далось ему это снаряжение. Сделал, называется, подарок. Как лучше хотел. Грех на душу принял. Нехорошо-с.

Уверенным шагом ушёл к себе, скрылся от посторонних глаз. Смотрел, как постепенно комнаты заполняются угрюмыми, подавленными гостями. Все молчали, никто не говорил, записывать было нечего, и трансляция шла вхолостую.

Самохин ходил из угла в угол, мерил комнату шагами, Королев сидел, обнявшись с Катей, сначала неподвижно, потом начали ласкаться, повалились на кровать. Денисенко безмятежно спал, после бурно проведённой с оркестрантками ночи он на берег не ходил и ничего ещё о трагедии не знал.

В подсобке, куда слуги перенесли тело утопленника, металась его чёрно-белая мать, старея и дряхлея на глазах, превращаясь опять в бабку.

Ирину пилил Петренков, мол, Гагарин во всём виноват, устроил тут Багамские острова, миллионер проклятый, сколько же, типа, можно терпеть его распальцовку, новорусские понты.

Ирина молчала, прижимая ладони к лицу, отвернувшись, смотрела в окно, словно хотела вырваться наружу. Наблюдая за ними, Гагарин почувствовал, как досада и вина перерастают в злость.

Суки неблагодарные, сколько бы он ни старался, но люди, оказываются не-про-би-ва-е-мы-ми. Всё хорошее воспринимают как данность, а за любой промах цепляются, как за индульгенцию, готовые втоптать в грязь любого, заранее виноватого в их собственных неудачах.

Гагарин решил, что отправит парочку первым же самолётом. На большую землю захотели? Вот вам, пожалуйста, езжайте. Одним рейсом с трупом. Без права возвращения назад. Свиньи – они и на Церере свиньи.

Переключился на Самохина. А там Таня уже сидела на коленях у Миши и нашептывала ему вкрадчиво:

– Иди к Гагарину, поддержи и успокой, покажи, какой ты друг. Олегу нужна помощь, у него сейчас очень трудный период.

Олег видел, как Самохин сначала сопротивлялся, потом вышел из комнаты. Таня, оставшись одна, полезла в его сумочку и достала портмоне, деловито и осторожно начала шерстить бумаги, просматривая документы и даже пробуя на зуб кредитную карточку.

Стук в дверь. Самохин. Олег не стал отзываться, замер, чтобы его не слышно стало. Не хочется, противно всё. Все.

Только в одной комнате шла оживлённая и шумная жизнь. Олег переключился на монитор с комнатой садовника. Не сразу обратил внимание на суету парней, резко контрастирующую со всеобщим унынием. Олег приблизил изображение, увеличил его, добавил звук. Прислушался.

Говорили цифрами. Гоша удивил его ещё тогда, когда пришёл с просьбой и начал сыпать тройками и семёрками. Шифры! – догадался Олег, да у них свой язык, своя азбука! Понятно, что ничего не понятно. Но зачем шифруются, и какое отношение вся эта конспирация имеет к тому, что случилось сегодня на берегу?

Возможно, что и никакого, но, может быть…

Олега захлестнула горячая волна подозрительности. Хорошо бы проверить, но как? Неожиданно в комнате заговорщиков раздался резкий трезвон. Телефон. Гоша взял трубку и на цыпочках отошёл от окна, встал в середине комнаты и заговорил на пределе слышимости, делая знаки напарнику.