Дмитрий Бавильский - Последняя любовь Гагарина. Сделано в сСсср

Кстати, окончательно оклемавшись от смертельного недуга, Эммануэль оказался бойким и смышлёным мальцом. Стыдился подойти и заговорить про Англию, как на него ни давила его матушка-бабушка.

Нет, всё-таки чужая душа – потёмки, тут нужен более родной и предсказуемый персонаж. Гуляя по пустынному берегу на юго-востоке Цереры, Олег вдруг начал представлять, как передаст своё главное сокровище бывшей жене Ирине. Облагодетельствует. Поможет выбраться из заурядной хрущобы. Поможет развязаться с опостылевшей работой и, возможно, по-новому взглянуть на футбольного фаната. Да только пока добрался до «дома», очередной раз передумал.

Это должны быть люди самого близкого круга, например Аки или Дана. Или, всё-таки, Дана. А то и вовсе – взять да отослать в Организацию Объединённых Наций для решения некоторых глобальных вопросов. Или в правительство Российской Федерации.

Вот шум-то поднимется…

Нкануне привезли оборудование для ныряния. На маленьком, почти игрушечном самолёте. Вместе с продуктами и прочей мишурой. На обеде, собрав всех за круглым столом, Гагарин торжественно вручает обмундирование мальчику. Незаметно наблюдая за реакцией окружающих.

Все, как маленькие, мечтают о подарках, о внимании. Эх, ухмыляется Олег, моё внимание заслужить ещё нужно.

Затем, после трапезы, общество перемещается на берег. Дамы с зонтиками, инструктор – с глубоководной новинкой, рядом Маню вприпрыжку. За последнее время мальчик расцвёл, от болезни не осталось ни следа.

Вслед за сыном расцвела его мать. Все-таки, очевидно, не бабушка. Помолодела: морщинки разгладились, глаза более не слезятся от тусклого подземного света.

Хотя, конечно, привычка – вторая натура, превратившаяся в инстинкт: время от времени бывшая сотрудница метрополитена словно вываливается из действительности (расфокусированность зрачка, вялость, податливость), впадая в крайнюю степень отсутствия внутри в собственной жизни, совсем как тогда, как там – в стеклянном стакане «справок не даём» с чёрно-белым экраном непрерывной трансляции.

Олег сам, когда ещё в метро ездил, интересовался, заглядывал: внутри стакана стоит мультиэкран, разделённый на несколько небольших экранов, где с разных точек и углов показаны люди, конвейерной лентой спускающиеся вниз или поднимающиеся вверх, лица или затылки.

Монотонная трансляция действует завораживающе. Гагарин уже по себе знает силу матового сияния, оторваться невозможно, впадаешь в прострацию и плавно деградируешь. Вот тётенька-соседка и подсела на медитацию…

Изо дня в день, из года в год, по капельке, минута за минутой, меняется химический состав мозга, тех самых аминокислот; перерождение идёт по полной. Интересно, что она в эти моменты выпадания чувствует?

Про «выпадания» они с Денисенко давно придумали. Когда Геннадий Юрьевич, тощий очкастый шкет (это сейчас он солидный дядька с линзами в блудливых глазах) только-только пришёл в первую реанимацию после ординатуры.

Здоровья и времени тогда, при советской власти, было полно, вагон и маленькая тележка, молодые и холостые (Гагарин разведённый, а очкастая змеюка Женя появится через пару лет), тратили это самое время на всяческие «выпадания», как они их сами назвали.

– Давай, устроим себе выпадание, – говорил Денисенко и заговорщически подмигивал коллеге.

Это означало, что всё надоело – работа (дежурства, обходы, операции), быт (дефицит, пустые полки магазинов, нехватка денег от зарплаты до зарплаты), женщины…

Достигалась последняя степень омерзения или усталости, монотонности, когда перестаёшь отражаться в зеркалах и душа срочно требует выхода. Брали водки, уезжали за город или запирались дома, пили, пока хватало сил, день, два, а то и три, отсыпались на свежем воздухе и снова – с понедельника к станку. То есть в отделение, людей спасать. Возмещали трату организма, нервных сил, эмоций…

Устраивали выпадания редко, вспоминали потом, обсуждали полушепотом, посмеивались над. Потом водка тяжёло пошла, перешли на траву, тоже интересно – дунуть и стать вдруг подростком. Смотреть на звёзды, сплёвывая под ноги, лежать в траве – миру этому ничего от тебя не нужно, а тебе – от мира, полная независимость, «уважуха и почёт».

Со временем выпадания переросли в идеологию, дремлющую в крови, – переросли как раз в тот момент, когда время закончилось, остановилось и наступил полный штиль переходного периода – как в стране, так и в каждом отдельно взятом человеке.