В зале было душно и пьяняще тепло. Нестройно гудели, шаркали подошвами, шипела радиола, звякали тарелки. Лиля подошла к зеркалу. Я остановился рядом, искоса разглядывая ее. В зеркале отражалась совсем юная черноволосая девочка со строгими глазами. Бледное лицо, обрамленное короной волос, худые руки. Платье из красной шерсти сидело свободно - очевидно, его шили «на вырост». Сильно декольтированное и короткое, оно открывало почти до колен стройные, слегка худые ноги и почти всю спину, покрытую «гусиной кожей». Две толстые косы сбегали по маленькой груди почти до пояса.
- Вы, наверно, будете стесняться моих кос, - сказала Лиля, когда мы встретились в зеркале глазами, - они ведь не модны.
- Что вы! - запротестовал я. - В косах есть своеобразная прелесть. Что-то от пушкинской Люд милы.
- Спасибо за комплимент. Мне все говорят, что я не современна.
- Вы не так меня поняли. Наоборот…
- Вы имеете в виду платье? Так оно - моей сестры.
- Пойдемте танцевать? С вами в обычной обстановке разговаривать трудно.
- Я не танцую.
- Почему? - удивился я.
- Потому что считаю пошлым. От танцев дав но осталось одно название. Сейчас танцуют только потому, что можно на глазах у всех обниматься. А мне это совсем не нужно.
- Тогда пойдемте за стол.
- Я не пью.
- И не едите?
- Иногда.
Мы неловко стояли посреди зала.
- Эй, парочка! Как там вас? Идите сюда! - за кричали из-за стола.
Некто в черном костюме с галстуком-бабочкой подскочил к нам и с пьяной любезностью стал усаживать за стол. Я пошел поздравить жениха. Он сидел во главе стола, красный, довольный, и боролся со своим чубом при помощи железной расчески. Он боролся яростно, ожесточенно, но безуспешно: едва расческа сходила с головы, как чуб моментально рассыпался и лез в глаза,
- Сколько лет, сколько зим, дружище! - сказал я, ставя возле жениха бутылку шампанского и де лая растроганное лицо.
- Ему хватит уже! - запротестовала кругленькая, как колобок, невеста. - Мама, его опять хотят напоить!
Жених поднял с глаз чуб и неожиданно закричал:
- Сашка!!! Ты???
- Ну да!
- Друг! Какими судьбами? Давай бокалы сюда! Мы выпили при явном недовольстве родственников невесты.
- Ну, ты как тут, женился, значит?
- Да вроде. А ты?
- Нет еще.
- Женись, брат. Интересно погулять на свадьбе, на собственной. Эй, давай станцуем русскую? Рус скую! Помнишь, как когда-то?.. Мишка, тащи баян!
Чуб опять упал на глаза жениху, и он зло затряс головой.
Я воспользовался этим и потихоньку ретировался на свое место. Лиля ковыряла вилкой в винегрете.
- Он тоже летчик?
- Нет, повар.
Как странно - один чуть ли не достает рукой звезды, а другой готовит пересоленные винегреты.
- А может, это жена готовила?
Вы сейчас, наверно, скажете, что все профессии нужны людям. Я с этим согласна. Но все-таки есть профессии сильных. Вот, например, ваша. Зачем кривить душой, скажу прямо: я горда, что случай свел меня с вами.
Она сказала это так искренне что мне вдруг стало страшно за свое будущее. А что, если все раскроется?
- Да… конечно. Но знаете, вы слишком много требуете от людей. Не всем же быть- смелыми и от важными. В основном человечество мягкотела, добро, любит покушать и повеселиться.
Лиля живо повернулась ко мне:
- Вот-вот. Если бы вы знали, как я презираю ваше «человечество»! Этого пресловутого «среднего гражданина», который пьет вино, ест борщи, приволакивается за женой соседа, а в оставшееся время «возводит светлое здание будущего». Ну, какой это герой? Герой - это кто делает что-то необычное, весь отдается своему делу. Но и герой - чепуха. Он герой потому, что все вокруг овцы. Знаете, есть такая пословица: «Молодец - среди овец, а против молодца - сам овца». Если уж жить на земле, то лишь гением.
- Ого! - сказал я, - Сколько честолюбия! По чему же вы живете? Или, может быть, вы гений?
- А почему вы смеетесь? Вы же ничего не знаете обо мне. Вдруг я сделала открытие, о котором человечество и думать никогда не думало?
- Какое же это открытие? - заинтересовался я.
- Пока тайна.
- Ну, пожалуйста, скажите. Я никому ни слова. Лиля заколебалась:
- Поклянитесь.
- Клянусь.
- Нет, не так. Смотрите мне в глаза и повторяй те: «Клянусь, если я скажу лишь слово…»
Я повернулся и уставился в ее черные глаза, которые вдруг стали серьезными и страшно глубокими.
- Клянусь, если я скажу хоть слово…
- …пусть тогда мой самолет разобьется, а тело мое не опознает даже мать.
Я покорно повторил за ней клятву. Мой самолет никогда не разобьется.
Читать дальше