Мартти Ларни - Хоровод нищих

- А мне и говорить этого не надо, - заметила ехидно Импи-Лена, хотя подразумевала именно это.

Воцарилась тишина. Надменность Аманды Мяхкие задела Импи-Лену за живое. Ее женское чутье говорило ей больше, чем знание. В последнее время Аманда что-то чересчур заигрывала с Еремиасом Суомалайненом. Она вся, с головы до пят, являла собой предложение. Любовные поползновения вдовы! Импи-Лена вздрогнула: Еремиас тоже вдовец, это может сказаться. Аманда уже раскрыла свои коварные планы и почти в открытую домогается Еремиаса. То пригласит на кофе, то показывает ему шкаф со своим бельем, то предложит рюмку водки и начнет читать вслух объявления о знакомствах из газеты "Нююрикки". А то, что Еремиас бездельник, не говорила никогда.

Импи-Лена зло взглянула на мужчин. Яблоня и яблоко. Только за обеденным столом и проявляют свое рвение. На память женщине пришли слова из одной умной книги - возможно, это был Календарь общества народного просвещения, - что миром правят голод и любовь. Поскольку в ее голове не умещались сразу два понятия, она думала сейчас только о любви. Но заманивать мужика чашкой кофе и кровяными оладьями - разве это любовь?

- Нет! - воскликнула она возбужденно.

Мужчины прервали еду. Им было трудно понять, что их верная экономка в настоящий момент уподобилась бочке с пивом с запасным клапаном, через который в воздух выбрасывается излишний пыл брожения. Они услышали песню, исполняемую в сопровождении оркестра:

И бросились к окну. И тут вспомнили, что сегодня суббота и в Долине любви начался традиционный вечер танцев. Отец толкнул сына в бок и предложил:

- Может, сходим посмотрим?

- Не знаю, - колеблясь, ответил Йере, но тут же решил: - Пойдем.

- Еремиас никуда не пойдет, - сказала, как отрезала, Импи-Лена.

- Что? - удивился Йере.

- Да. Не пойдет, я запрещаю. Ты можешь отправляться, если хочется.

- Раньше мы такого не слышали…

- Вот именно. Старому человеку это неприлично.

- Старому? И что такое неприлично?

- Танцевать да флиртовать…

Еремиас Суомалайнен задрожал от негодования. Если бы он умел так же хорошо читать мысли, как видеть сны, он понял бы глубокий смысл произнесенных женщиной слов. Любовь подобна страхованию жизни: с возрастом за нее приходится платить все больше и больше.

Еремиас вознамерился было возразить, но Импи-Лена не позволила ему рта раскрыть. Он внезапно обнаружил, что в доме женская власть, но попытался подчиниться ей с достоинством.

- Ну, хорошо? ты иди вперед, я приду немного позднее, - заявил он Йере и салфеткой развел в стороны половинки бороды.

Но тут снова встряла Импи-Лена:

- Как уже сказала, Йере может отправляться. Но женщин сюда не приводить! о

- Я никогда и не приводил, - пролепетал Йере.

- Намерения были. Отправляйся.

Импи-Лена схватила его за локоть и вытолкнула на улицу. Узкая юбка не позволила ей дать ему пинка. Оставшись вдвоем с Еремиасом, Импи-Лена своим грозным видом напоминала стражницу женской тюрьмы. Долго в комнате стояла напряженная тишина. Точно в ожидании предродовых схваток, словно весь дом испытывал предродовые муки. Но родился лишь маленький скандал.

- Нам надо выяснить отношения, - заявила Импи-Лена.

- Какие отношения?

- Ах, какие? Не надо отвечать вопросом на вопрос.

- Но я просто не понимаю, о чем вы говорите.

- О жизни и о житье.

- Ну здесь-то как раз не к чему придраться.

- Во всяком случае, теперь кутеж кончится.

- Черт возьми, женщина! - воскликнул в неистовстве Еремиас. - Это переходит всякие границы. Если Импи-Лена не умеет вести себя, я вынужден уволить ее.

Женщина попыталась рассмеяться. Она тоже разгорячилась, а если уж доходила до точки кипения, то по доброму финскому обычаю начинала разговаривать с собеседником на "ты".

- Не ори, а то часы остановятся! Значит, уволить? Так кто же кого увольняет? Ты меня или я тебя? Более двух лет ты с сынком съедаешь мои крошечные сбережения и наследство. Теперь хватит! Проедай наследство других. Только вот какая неприятность: родственники господина Суомалайне-на - седьмая вода на киселе, живут черт-те где, да и умирают редко.

- Импи-Лена, закончим этот спор.

- Мы не спорим, а лишь говорим правду.

- Совершенно верно, совершенно верно… Один говорит правду, а другой старается быть корректным. Я прошу, чтобы и вы соблюдали тактичность.

- Не могу я быть корректной и одновременно кормить двух мужиков.

Еремиас, покачнувшись, сделал шаг по направлению к плетеному стулу и надтреснутым голосом произнес: