Лика Свободина - Девочка с ключом на шее. Мы родом из 80-х

Бомбочку-долма обматывали проволокой и прикручивали две спички: это был запал. В день получалась пара «взрывпакетов», которые мы прятали в укромном месте – так мы готовились к Новому году.

31 декабря, 11 часов вечера. Наши мамы привносят последние штрихи в ломящийся от закусок новогодний стол. Японский фарфор, чешский хрусталь, фамильное серебро. Икра, язык-балык, вот это все. Финский сервелат. Салатики в хрустальных вазах. Холодец, прозрачный, как слеза, ждет своего часа на балконе. Нарезка. Из кухни доносятся сводящие с ума запахи горячих блюд. Мы больше всего ждем торта, но вообще нам не до этого: надо под каким-то предлогом смыться из дома и выбраться на крышу – зря мы, что ли, несколько недель пилили шасси до кровавых мозолей?

Под каким-то предлогом нам удалось улизнуть. Братцы неплохо повзрывали свои «взрывпакеты» – гремело, бахало и грохотало на весь микрорайон. А на моем дело не заладилось: сера на примотанных к нему проволокой спичках отсырела и не хотела гореть, спички пару раз гасли, и к моменту, когда мне, наконец, удалось зажечь спички, они догорели почти до основания и долма, начиненное адской смесью магния и марганца, взорвалось у меня в руке.

…Я не знаю, кому или чему я обязана тем, что у меня по сей день две руки, на месте оба глаза и нет тяжелой инвалидности. В первый момент я почти оглохла на правое ухо, у меня обгорела шапка и волосы, улетели в сторону очки. Отдачу от взрыва я чувствовала всей правой стороной тела еще несколько дней. Братья попытались оттереть меня от сажи и копоти, но это не очень им удалось. Ограничились тем, что вытерли мои очки, вернули их на место, погрузили в лифт и привезли домой.

Дома уже все было готово к встрече Нового года. Чертог сиял. Гремели хором. Стол накрыт, мамы сидят красивые, папы уже веселые, и тут в дверь вваливаются дети: полуконтуженная я и чумазые братья. Я не помню, какая именно из всех кар небесных постигла нас в ту ночь, но со взрывчатыми веществами я – в отличие от кузенов – с тех пор завязала.

Мы росли вместе, в тихом южном городке у моря, но не все из нас дожили до 25.

Макс, который так и не уехал к маме в Бельгию. Олег, который так и не увидел, как его дочка пошла в школу. Димка, друг, мы выросли вместе, но тебе всегда будет 23.

Тетя Люба и Вовка Евтушенко… 94-ый год. Вовкиным родителям удалось «отмазать» его от службы в Чечне, и счастливчик Вовка служил в 120 км от Геленджика, в Горячем Ключе. Родители с Вовкиным младшим братом Женей поехали на своей бежевой «шестерке» забрать его домой на выходные. На обратном пути они попали в страшную аварию. Вова и чудесная добрая тетя Люба погибли на месте. Отец получил тяжелые травмы и долго лежал в больнице. С младшим, Женькой, к счастью, все обошлось – в страшной аварии он не получил ни одной царапины.

«В рубашке родился», – говорили о нем дворовые бабушки. Никогда не забуду, как он стоял над могилой своей мамы, и на комья сухого серого глинозема капали его слезы…

Ваня Генералов, мальчик из многодетной семьи, он был на год младше меня. Ванины родители не смогли его «отмазать», он вернулся из Чечни в цинковом гробу.

Одноклассник Яша погиб в пьяной драке. Яшкин сосед Ваня был на год младше нас. Он умер от передоза. Как тогда говорили – «сторчался».

Олежка Игнатов – наш самый старший во дворе – был лет на 8 старше меня. Его родители, коренные сибиряки дядя Коля и тетя Зина Игнатовы, тоже были из Сургута, как и мы.

Здоровяк дядя Коля работал прорабом на стройке. Однажды с крюка подъемного крана сорвалась и упала бетонная плита. Прямо на дядю Колю. Он выжил, но остался парализованным. В качестве компенсации организация предоставила семье квартиру у моря – так Игнатовы попали в Геленджик. У них был колоритный сибирский говорок – непривычное на Кубани «оканье», и они дружили с моей мамой: благодаря тому, что она 5 лет прожила в Сургуте, она у них считалась за "свою".

Мы с мамой тоже попали в Геленджик из-за рокового стечения обстоятельств – мой папа погиб в Сургуте, это был несчастный случай на рабочем месте, и нам тоже в качестве компенсации «дали» квартиру на юге…

Правда, это стоило моей бабушке, папиной маме, месяцев хождений по присутственным местам и двух поездок в Мегион на поклон к большому начальству. Благодаря ее усилиям мы с мамой оказались в южном городе у моря – вдали от всех родственников и родного Владикаказа. Маме было 24, когда она стала вдовой. Мне было 3 года – папа погиб 24 сентября, через 3 дня после моего третьего дня рождения. Ему еще не исполнилось 29…