Лика Свободина - Девочка с ключом на шее. Мы родом из 80-х

Наш дом был самым первым в новом микрорайоне, вокруг постоянно шла стройка. Зимой мы плавали в наполненных водой котлованах на плотиках, сделанных из «говна и палок». Летом в этих котлованах жили ужасно милые маленькие лягушечки, совсем крошечные, величиной с ноготь, некоторые еще даже с хвостиками, оставшимися со стадии головастиков. Лягушечки переселялись к нам домой под письменный стол или под кровать в трехлитровых банках из-под компота (баллонах, как у нас говорили) – до первой маминой уборки.

Крыша нашей девятиэтажки. О, крыша. Сколько в этом слове! Оттуда мы бросали петарды и снежки зимой, наполненные водой бомбочки из тетрадного листа, иногда – яйца и помидоры. Когда у нас был совсем кризис жанра, в ход шел рулон туалетной бумаги, из него можно было сделать крутой серпантин. Там же мы впервые пробовали курить – это был упертый у чьего-то папы «Космос» в синей пачке.

А летом, с мая по сентябрь, у нас было море…

Мы жили недалеко от Толстого мыса и обрыва (кручи, как ее у нас называли) – минут 15-20 пешком через совхозные виноградники. По пути, если повезет, можно было нарвать зеленого винограда в голубых капельках медного купороса, которым его обрабатывали от вредителей. Не знаю, где и как мы его мыли и мыли ли вообще. Главное было не попасться злющим совхозным овчаркам или сторожу, у которого, как говорили мальчишки, ружье было заряжено солью.

Круча – это почти отвесная скала, где в паре мест белые сыпучие камни-трескуны, как мы их называли, образовали нечто похожее на спуск под углом 45-60 градусов. Спускаться вниз надо было, держась за веревку. Каждый год там падали и разбивались насмерть люди: помощь могла прийти только с моря, а это занимало несколько часов – мобильных телефонов тогда не было… Родители запрещали нам даже близко подходить к круче, но откуда же они узнают!

Это было наше любимое место: чистейшее море, крабики, мидии, и никаких «бздыхов» (так в наших краях по сей день называют отдыхающих). На городском пляже в то время летом яблоку было негде упасть. Чтобы дойти до воды, нужно было ступать чуть ли не по головам загоравших на песке людей. А само море в бухте… Мы, аборигены, сами там никогда не купались и никому не советуем. Летом детская инфекционная больница в Геленджике (и сейчас тоже!) забита под завязку, и дети лежат в коридорах. Причина одна: хлебнул морской воды, очнулся – гипс.

На круче мы проводили целый день, возвращаясь домой перед приходом родителей, чтобы успеть “замести следы”: смыть песок с тела и сесть во дворе с видом, как будто так и было.

Еще иногда мы на великах ездили на Тонкий мыс: другой конец Геленджикской бухты. Брали с собой по бутылке воды и яблоку, вскладчину покупали буханку хлеба за 20 копеек и вперед, 17 км в один конец. Панамки? Очки от солнца? Солнцезащитный крем? О чем речь!

Уже к середине лета мы превращались в худых закопченых чертиков, ночью нас можно было увидеть разве что по белкам глаз, а светлая одежда на загорелой дочерна коже в темноте слегка фосфоресцировала.

Летние вечера. Семьи во дворе целыми поколениями. Нам всегда есть чем заняться: прятки, «казаки-разбойники», войнушка, «море волнуется раз»…

Наша девятиэтажка – 2 подъезда, 72 квартиры. Жильцы дома в основном – молодые семьи с детьми. Нас человек 15 – мальчишки и девчонки от 6-7 до 10 лет. Мы все – погодки, разница в возрасте – плюс-минус два года.

Дети разных народов: половина детей – русские, а еще у нас много греков, крымских татар, украинцев, есть грузины, белорусы, осетины, даже поляки, есть сестрички-немки по фамилии Фукс, я – армянка.

Добрая половина детей – смешанных кровей: папа – грек, мама – русская, или мама – татарка, папа – украинец. Отличается только цвет волос, а так мы все выглядим примерно одинаково – веснушки, облезлые носы, ссадины на локтях и коленках от падений с горок, заборов, деревьев, велосипедов и скейтов.

К друзьям этажа так до четвертого совсем необязательно идти ногами, можно просто докричаться со двора:

– Юрка! Юркаааа! Выходи!

Из окна кухни появляется голова недовольной Юркиной мамы:

– Ну, чего орешь?

– А Юрка выйдет?

– Юра наказан, он не выйдет.

– А можете скинуть Юркин мяч?

– Никакого мяча! Ишь, чего придумали!

Мы еще долго слышим ворчание Юркиной мамы с кухни.

Я и мои краснодарские кузены являли собой довольно странную картину: девочка-ботан в больших очках и двое мальчишек-сорванцов. С сыновьями тети Седы, маминой сестры – двойняшки, у нас разница в 2 года: один на 2 года старше, второй – на 2 года младше. И если по отдельности мы были в общем ничего, то когда мы встречались, это всегда плохо заканчивалось.