Лион Измайлов - Засланцы

У Семёнова дела тоже были совсем неважные. Таисия его знать не хотела и объяснять почему наотрез отказалась. Бросала на него в столовой взгляды, но тайно, когда Семёнов не видел, а на мировую не шла. Семёнов решил ответить контрударом и даже уговорил Синичкина принять в этом ударе участие.

– Я тебе так скажу, женщины – они ревность не переносят, так что собирайся сегодня вечером, будем им характер обламывать.

«А, чем чёрт не шутит! – подумал Синичкин. – А вдруг подействует?»

Вечером Семёнов привёл двух хохотушек. Они вчетвером чинно пошли по аллее и долго вышагивали по парку для того, чтобы наткнуться на Таисию и Надю. Но, видно, у Таисии мыслительный аппарат был под стать семёновскому, и Синичкин с Семёновым натолкнулись на своих подруг где-то в центре парка, а до того Надя и Таисия водили своих ухажёров по тому же парку в аналогичных поисках. Первыми не выдержали Синичкин и Семёнов.

– Извините, девочки, – сказал хохотушкам Семёнов, и они с Синичкиным кинулись за четвёркой.

А потом Семёнов отозвал кавалеров своих подруг. Два офицера отошли с Семёновым и Синичкиным.

– А ну, ребята, – сказал Семёнов грозно, – чешите от наших девчонок.

– Вот что, друг, – ответил один офицер. – Мы тебя не трогали, и гуляй себе спокойно.

– Я ведь и побить могу, – сказал Семёнов.

– А ты что, боксёр? – спросил офицер.

– Может, и боксёр, – ответил Семёнов.

– Ну что ж, – сказал офицер. – Какой разряд?

– Второй, – соврал Семёнов.

– Извините, у меня первый, – ответил офицер и вынул книжечку с разрядом.

На том разговор и закончился. Таков современный способ встречи на дуэли: показали друг другу разрядные книжечки и разошлись по-хорошему.

Но когда офицеры вернулись на место, Нади и Таисии уже не было. Наде весь этот маневр показался омерзительным. Таисии пришлось идти за ней.

Дни шли за днями, и отношение Синичкина к Наде менялось то в одну, то в другую сторону. Он то ненавидел её, то хотел бежать просить прощения, но не бежал, а вскоре и бежать было некуда.

Пришёл день отъезда. Последний раз в столовой посмотрели Синичкин с Надей друг на друга. Так, наверное, смотрят на поле боя раненые солдаты, когда видят, как уходят, не заметив их, товарищи, а крикнуть нет сил.

Посмотрели друг на друга и расстались. Синичкин с Семёновым уехали на вокзал. А Таисия с Надей остались. Когда автобус уже отъехал от дома отдыха, показалось Семёнову, что из-за забора вслед ему смотрела Таисия. Показалось, а может, и в самом деле смотрела.

В поезде, в отдельном купе, вдвоем, под охи и ахи проводниц насчёт «Куравлёва» ехали Синичкин и Семёнов, и сказал наконец Семёнов, одолев свою тяжёлую думу:

– Ну вот сейчас мы одни, скажи мне честно: кто же ты – артист или парикмахер? Мне ж на Алтае надо рассказывать, с кем я жил в санатории.

– Говори, с Куравлёвым.

– Ну вот, наконец-то сознался! Так я и знал, что не ошибся в тебе. – И Семёнов полез обниматься.

– Что это тебя на нежности потянуло? – спросил Синичкин.

– Прощаюсь с тобой, – ответил Семёнов. – Выхожу. Решил я – назад поеду. Знаешь, не могу без Таисии. Ну не могу, и всё. Вопрос в душе остался. Не могу с этим вопросом жить.

– А жена как же?

– Если любит, – сказал Семёнов, поднимая чемодан, – приедет и заберёт. А я не могу. Прощай, Лёнька. Будь здоров. – И вышел на ближайшей станции.

А Синичкин приехал домой и стал ходить на работу. Пошли обычные радостные будни и суматошные праздники. А приблизительно через полтора месяца села к нему клиентка. Глянул он на неё, а это Надя.

– Ой, это вы? – сказала она, будто не ходила полтора месяца подряд по парикмахерским, хотя могла бы позвонить в управление и узнать, где работает Синичкин Владимир. Но гордость не позволила. Вот и ходила из парикмахерской в парикмахерскую, пока не села наконец в кресло к Синичкину.

– Ой, это вы? – сказала Надя.

– А это вы! – обрадовался Синичкин.

Потом он делал ей причёску, и оба они молчали.

А потом, когда он уже сделал ей причёску, она заговорила:

– А знаете, Семёнов вернулся и рассказал, как вы путёвку и паспорт дома оставили. Только он убеждён, что вы артист, а я после его рассказа поняла, как всё это вышло. Теперь уж это всё ни к чему.

– Глупо как-то вышло, – сказал Синичкин.

Она заплатила деньги в кассу и пошла. Он сел в кресло, поглядел на себя в зеркало и ещё раз повторил:

– Глупо.

Затем вдруг вскочил и побежал в халате на улицу, догнал Надю, остановился перед ней и замолчал. А Надя спросила: