Валерий Тихомиров: Невеликий комбинатор

Хрустнуло вскрытое письмо. В этом казенном кабинете с таким звуком часто рвались людские судьбы. Читал дежурный в полной тишине. Через пять минут он, покачиваясь, встал с оторопелым видом. Вместо улыбки на его лице появилась неуставная гримаса тихого ужаса. Хорошо поставленный голос превратился в спотыкающийся шепот, в котором сквозили нотки затаенной надежды на ошибку:

— Ты… это про… СВОЕГО папу?

— Это мой гражданский долг!

Чекист покосился на листочек в линейку, словно еще раз пытался вникнуть в смысл детских каракулей. В холодной голове негромко гудело. Там бурлила мешанина из должностных инструкций и собственных мыслей о продолжении рода. Из нее почему-то навязчиво всплывало слово «кастрация». Неизвестно к кому относящееся, но кажущееся притягательным. Особенно рядом с пылающей перед глазами первой строкой письма: «Мой папа не любит Родину…» Однако служебный долг следовало выполнять, невзирая на трудности. Дежурный попытался задавить эмоции могучим волевым усилием и хрипло спросил:

— Как вас зовут, молодой человек?

— Павлик, — ответил настоящий советский Гражданин.

Железная выдержка чекиста прогнулась, и он не сдержался:

— Морозов?

— Теплов, — невозмутимо поправил его мальчик в белой рубашке с октябрятской звездочкой. — Буду честен — мне тоже нелегко.

— Теплов Карл Ильич? — спросил официальный голос, настойчиво проникая в ухо спящего человека.

Тот приоткрыл правый глаз. В окно светило заходящее солнце. Вокруг родного дивана стояли четверо в одинаковых костюмах и строгих галстуках. Обычно посторонние в интимный акт пробуждения не вмешивались. Поэтому наличие зрителей мужчину не обрадовало.

— Нет! — категорически ответил он и опустил веко на место.

Однако непрошеные гости почему-то не ушли. Интуиция подсказывала им, что здесь не все чисто. Физиономия на подушке полностью совпадала с фотографией в паспорте на имя гражданина Теплова К. И.

— Проснулись? — вежливо поинтересовался очень приличный с виду молодой человек, как бы невзначай беспардонно роясь в шкафу. — Поднимайтесь. Мы из КГБ.

В ответ из-под одеяла вылетела неразборчивая скороговорка. Сон после обеда был свят. И если его пытались прервать, мужчина сопротивлялся рефлекторно, даже не просыпаясь.

— Все мы из КГБ… КГБ наш друг, товарищ и брат… Без КГБы не вытащишь рыбку из пруды… Кстати, шпионы живут этажом выше… — Постепенно стихая, речь перешла в легкий непринужденный храп.

Чекисты замерли, почувствовав приближение момента истины. Простые советские люди про шпионов ничего знать не могли. Вокруг дивана запахло крупной рыбой. Инстинкт тут же услужливо посоветовал им брать объект теплым. Крепкие руки выдернули посапывающего мужчину из уютных объятий сна и водрузили на середину комнаты.

— Прекратите паясничать! Советую, пока не поздно, рассказать все! — заорал старший группы.

Гражданин Теплов вздрогнул. Его волосатые ноги, растущие из семейных трусов в мелкий горошек, опасливо сделали шаг в сторону. Не поднимая головы, он открыл глаза. В поле зрения вместо родных домашних тапочек оказались четыре пары совершенно чужих, идеально начищенных ботинок. Взгляд Карла Ильича пополз выше. Из ботинок торчали прямые потомки Железного Феликса. Они профессионально смотрели прямо в душу объекта. Проницательно и с надеждой на плодотворное сотрудничество.

Теплов понял: надо «колоться». Как это делается, он не знал. В чем — тоже было неясно. До этого момента его интересы никак не пересекались с интересами государственной безопасности. Но высокое доверие нужно было оправдывать хоть как-нибудь.

— Консул может нарушить паритет, — таинственно высказал Карл Ильич нешуточное опасение.

Вышло интригующе. Он вообще был мастером дебютов. А также финалов. Проще говоря, в нагнетании мути и производстве пурги по любому поводу товарищ Теплов в городе равных не имел. Разумеется, простому советскому художнику-оформителю такой талант только мешал жить. Широкие народные массы не желали понимать красоту фраз. Тем не менее он продолжал надеяться на лучшее. Например, на появление подходящей аудитории…

— Какой консул? — неосмотрительно поинтересовался один из сотрудников органа, компетентного во всем.

Карл Ильич обожал сладостный миг ответной реакции собеседника. Для него это было как начало новой жизни. В смысле — этап, а не тривиальный процесс производства себе подобных. Стоило ему «зацепиться языком» — и контакт налаживался сам собой. В затхлом застое совковой повседневности визит незнакомцев походил на яркую вспышку света. Теплов ощутил неодолимую тягу к переменам и с наслаждением произнес: