Валерий Тихомиров: Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

На зону «Имени Второго Съезда Монгольской Компартии» пришел праздник. К отбою бараки украсились елочными гирляндами. На «колючке» появились красные транспаранты с многозначительными надписями: «Да здравствует..!», «Ура..!» и «Привет участникам..!». Зэки щеголяли в ватниках, вывернутых наизнанку. У некоторых на шее были вызывающе повязаны относительно белоснежные носовые платки.

Праздник еще не начался, а леденящее кровь предчувствие уже витало в воздухе. Атмосфера наступившей весны и всеобщего веселья пролезла даже в кабинет начальника лагеря. Кум напрягся. Он зябко передернул плечами и на всякий случай надрался до бессознательного состояния. В нарушение всех правил. На сорок минут раньше установленного самим себе срока. Последний стакан он принял стоя. Вместо закуски подполковник внут ренних войск приложился к настенному портрету Л. И. Брежнева. Взасос. Подозрительно эротично двигая языком. После чего упал в забытьи, чутко похрапывая…

Задорный вой вечернего гудка прозвучал как обычно — ровно в десять. Моченого он застал у персональной параши. Татуированные веки авторитета, сомкнутые в напряжении, чуть дрогнули. Зажурчала тонкая желтая струйка, перекрывая сигнал отбоя. Пахан мочился символически. Отрицая распорядок и советскую власть. Так полагалось настоящему вору в законе.

Закончив мочеиспускание протеста, Моченый открыл глаза. Он задумчиво поднял руку и посмотрел на отполированный до зеркального блеска ноготь среднего пальца. Этим страшным воровским оружием можно было запросто зарезать человека. Вообще-то такие веши полагалось делать бритвой. Но ее, по дурацкой традиции, следовало выплевывать изо рта. При этом вероятность порезать собственный язык была стопроцентной. Такого экстремизма Моченый не признавал. Он и орехи-то членом колол с большой неохотой. Чисто по понятиям. Все же авторитет, а не диссидент очкастый.

Вор в законе резко выдохнул, со свистом пропуская воздух сквозь дырку в золотой фиксе. Ноготь с легким хрустом вошел в деревянную стену барака. Над парашей появилась еще одна зарубка. Последняя. Семисотая. Пора было соскакивать. Весь блатной мир знал эту фишку Моченого. Дольше семисот дней он не парился ни в одной зоне. Щепка откололась от стены, застряв под ногтем.

Тем временем лагерный бомонд готовился к праздничному чифиру. Даже «чушки» с «петухами» робко хихикали у начищенных до зеркального блеска параш. Стукачи прятались возле караулки и карцера, поближе к власти. Немецкие овчарки исконно сибирского происхождения взволнованно скулили в вольере, нервно охраняя собственные миски.

Вертухаи тоже немного нервничали. Все же не каждый день, месяц и даже год САМ Моченый уходил в бега. По такому случаю личный состав караула в парадной форме залег у пулеметов, мелко дрожа. В эту ходку-отсидку пахан вел себя прилично, чем поверг зону в ужас. Он никого не загрыз. Не было ни обглоданных лиц, ни откушенных пальцев. Соответственно и проводить его хотелось без эксцессов. По-людски. Двумя-тремя очередями на поражение. Чтобы, упаси Господи, этот кошмар не надумал вернуться.

Тем не менее водку, присланную от щедрот лагерного общака, караул выжрал. Несмотря на ответственность момента, страсть к халяве взяла верх. И в душах бойцов поселилась тихая радость. Для людей, охраняющих заповедник криминала, алкоголь — службе не помеха. Предстоящий побег теперь казался им праздником. Шум, погоня, а то и поимка ставили точку на серых буднях зоны. А скорее — многоточие… Появлялся шанс кого-нибудь пристрелить или, на худой конец, выловить до того, как беглецы околеют в тайге. За это полагался отпуск и призовой ящик водки от начальства.

В том, что Моченый уйдет, не сомневался никто. Даже сопливые солдаты-первогодки. О побегах пахана ходили легенды. Он бегал из зон и с этапов в гробах и опилках, через канализацию и водопровод… Лагерная молва приписывала Моченому все подряд способы— от старомодного подкопа на пару с французским авторитетом Моней Крестом сквозь камень до «улета на плане». В смысле отлета на дельтаплане. Учитывая опыт Моченого, мешать ему никто не собирался. В конце концов, не портить же уважаемому человеку юбилейный тринадцатый соскок из глупой боязни начальственного гнева?!

Москва, как всегда, была в курсе. МУР регулярно поднимал процент задержания «особо опасных» за счет Моченого. Благо тот, сбежав, не метался, как дешевый фраер. Он упорно шел к поставленной цели. Матерый взломщик, грабитель и убийца раз за разом пытался обнести Центробанк. Подкопы чередовались с налетами. Крыша вскрывалась автогеном. Стены пробивались отбойным молотком. Двери взламывались с применением алмазных боров… Там его и брали муровцы, зарабатывая на Моченом благодарности и звания.