Игорь Седов - Чуткость на голосовании

Вечер почему-то настраивает на широкий обмен мыслями. Хочется о чем-то поговорить, поспорить, может, и подумать. А то и помечтать. Так просто, на вольные темы. То есть без определенной тематики. То есть, что в голову взбредет.

В комнате у телевизора сидят и разговаривают двое.

— Что сегодня показывают?

— Старая программа… Телевизионная неделя, телевизионный спектакль, телевизионный роман, телевизионный очерк и телевизионный журнал «Здоровье».

— Это про здоровье?

— Нет, беседа врача.

— Какая?

— Быстрая и без потерь.

— Это про что?

— Про пожарников, наверно. Примчались на пожар и потушили. Быстро и без потерь.

— А кино будет?

— Киевской студии что-то.

— Опять какая-нибудь муть про любовь?

— Наверно.

— Не будем включать сегодня?

— Трубку зря жечь… Найдем себе другую работу.

— Электронная трубка что… Кинескопы сейчас быстро восстанавливают. Методом регенерации… Как новый будет…

— Все равно возни много.

— Почему?

— Изображение плохо сфокусируется.

— А магнит ионной ловушки? Значит, он неправильно установлен. Надо его повернуть — и все… Трубка что… Лампы жаль… Горят.

— Что лампа? Найти новую и вставить.

— Поищешь, пожалуй… Легче найти замыкание цепи постоянного напряжения на корпус.

— Омметром?

— Конечно! А потом…

Беседу, принявшую сугубо специальный характер, прервала молодая женщина. Она вошла в комнату и громко сказала собеседникам:

— Вовик, отстегивай чулки, снимай лифчик. Пора спать! Шурик, бери свой флот и быстро в ванну! Торопитесь, дети! Скоро телевизор включать.

Хлопнув массивной дверью, Тюбиков вышел из издательства «Детский поросенок». Злость и раздражение не покидали его и на улице. Он шел, забывая, что толкать прохожих невежливо, что улицу надо переходить в положенном месте, что в автобус принято садиться в порядке очереди, а не наоборот, что… одним словом, этих «что» вполне набиралось на десяток замечаний постового милиционера.

«Подумать только, — чуть не вслух возмущался Тюбиков, — меня, дипломированного художника-графика, издательство почти два месяца не приглашало оформлять книги! Когда же я вежливо напомнил, что я, Тюбиков, никуда из города не выезжал и мог бы заняться иллюстрированием, то главный художник издательства… Нет, зачем такая резкость?.. «Надоели сухость, серость и однообразие ваших обложек… Покупатель их не замечает…». Причем я, если у покупателя нет художественного вкуса? Вкус надо воспитывать, развивать, пусть и займется этим бюро художественной пропаганды. А упрек в невыразительном решении темы? Разве я его заслужил? Что может яснее выразить замысел произведения, как не изображение коровы на обложке животноводческой брошюры или шестерни на производственной книжке?»

Дома негодование Тюбикова искренне разделила его жена, помогавшая художнику натягивать и грунтовать холст, смешивать краски.

— Чего они к тебе придираются? — говорила она, накрывая на стол. — Формалистическими выкрутасами ты не занимаешься. Точно прорабатываешь форму, добиваешься созвучия гаммы красок. Да, ты знаешь, наш Вовка сегодня отчудил. Притащил откуда-то петуха и заявляет: «Для папы, когда он будет птицеферму рисовать».

Инициативные действия Тюбикова-младшего не рассеяли, однако, мрачность Тюбикова-старшего. Желая ободрить его, жена продолжала:

— Как-то я показала молочнице тете Нюре твою книжку, помнишь, ту, что по кормодобыванию, так она похвалила, говорит: «В точности моя Зорька срисована».

— Упрекают, что мои дети — маленькие уродцы! — мрачно сказал Тюбиков.

— Ну, конечно, это Глафира Андреевна от зависти болтает. Пичкает свою Манечку соками да витаминами, а она все равно зеленая ходит, не чета нашим…

— Перестань, пожалуйста. Не о наших детях говорили, а о моих иллюстрационных. Как же иначе выразишь счастливое детство и здоровую семью, как не веселыми папашей и мамашей с розовощеким ребенком на фоне книжного шкафа? Олицетворение семьи, в которой родители работают и учатся. Ведь еще Рафаэль… Да что там говорить… Я им одно — они мне другое. Докритиковались до какого-то фотографизма.

— Брось, Вадим, не расстраивайся. На всех не угодишь. Ругать-то легче, чем делать: все равно без тебя не обойдутся. Огурчик порезать? Садись, обедай, а потом нарисуешь Вовке скворечник. Он опять по рисованию тройку схватил.

Ни обед, ни работа в Вовкиной тетрадке не принесли морального и физического успокоения Тюбикову. Воображение рисовало ему сладостные картины мести.