Игорь Седов - Чуткость на голосовании

И про письмо мы с ней больше не говорили. Про письмо, поступившее в редакцию. Про анонимное письмо, написанное рукой Марии Степановны. Но я его хорошо помню. Я на всю жизнь запомнил это письмо, в котором меня объявили «мерзким типом», вступившим в преступную связь с женщиной, бросившим жену и двоих детей, не считая старенькой мамы, и присвоившим деньги, собранные на культпоход в цирк. И все это на глазах коллектива, потакавшего моим низменным страстям путем освобождения меня от общественной работы и посещения собраний.

Завтра я останусь на собрании и расскажу про это письмо и про милую, обаятельную женщину — Марию Степановну. А потом мы с Люсей из редакции пойдем на танцы, на этот раз — без всякого служебного задания.

Торопцев шел с работы и встретил своего приятеля Петра Михайловича Батышева, у которого тоже закончился трудовой день.

Приятели окинули друг друга короткими пристрелочными взглядами и остались довольны беглым осмотром. Оба солидные, устроенные, долговечные. Каждому из них можно дать скорее за сорок пять, чем за пятьдесят. И одеты добротно. Торопцев — в сером тонком пальто и зеленой велюровой шляпе. На Батышеве — синего драпа зимнее пальто и шапка из натурального меха. Обменялись приветствиями. Закурили. Заговорили.

— Форсишь, Василий Терентьич? — с тонкой иронией заметил Батышев. — В габардине разгуливаешь? Поди, молодость назад тянет? Седина в голову, а бес в ребро? Так, что ли?

— Видимость одна, Петр Михайлович. И то больше для руководства стараешься. Знаешь, как теперь? Чуть что — и с ярмарки. Молодым дорога… А я уж вот таблетки глюкозные… Нет-нет да и кинешь под язык вместо валидола. Для профилактики! Не балуешься? Хвалю. Значит, пальто тебя смутило? По пальто, дружище, не суди. Пальто летнее я по безвыходности положения надел. Жена заставила.

— Пожалуй, тебя заставишь! — усомнился Батышев.

— Ей-богу вынудила. Собираюсь утром, как всегда. На улице весна гуляет. Прошу демисезонное. Подала. Смотрю, его надеть нельзя! Вот и щеголяю в летнем. В зимнем-то неудобно. Скажут чего доброго: «Вон как Василий Терентьич о своем здоровье печется. Простыть весной боится. Так бы он, заботливый, о работе пекся…». И дел-то всех было — две пуговицы пришить. Не пришила своевременно. Некогда ей, видите ли. А ты чего в шапке паришься?

Батышев рассеянно посмотрел на приятеля и вздохнул.

— Да-а, ранняя нынче весна… Сейчас самый раз масленице гулять а тут без галош не выйдешь. Ранняя сегодня весна… Давно такой не видали. Теперь вот дождались. Старики еще осенью предсказывали, как на покров день снег своевременно не лег. Трансформация климата происходит. Да-а, такие наши дела… И моя супружница своевременно к весне не подготовилась. Беру утром шляпу, а на ней пыль. Прочистить бы — и вся недолга. Не догадалась вовремя. Говорит, не успеваю. Ну, я шапку в охапку и — из дому.

— Если бы в шляпе дело, — посочувствовал ему Торопцев. — Платок… простой носовой платок приходится самому искать. Неужели им так трудно — достать платок и положить на видное место? Около папирос, например. Бери, муж, и уходи с чистым. Не приучишь… Некогда все…

Приятели помяли папиросы, сделали по глубокой затяжке и, задумавшись, смотрели, как легкий табачный дымок быстро исчезал в прозрачном весеннем воздухе.

— В жизни много вопросов приходилось решать, — с философским глубокомыслием заговорил Батышев. — Но одного я не пойму — как им при нынешней домашней технике времени не хватает? Простую пуговицу пришить и шляпу почистить некогда. По моему дому, если хочешь знать, уровень механизации минимум восьмидесяти процентов достиг, не считая телефона! Прикинь-ка, насколько производительность труда у них поднялась? Двузначная цифра! А на несчастную пуговицу времени нет. Или я больше продуктов стал потреблять, чем до покупки стиральной машины? Или рубашек у меня прибавилось после установки холодильника?

— Вот-вот, — оживился Торопцев. — Ты, Петр Михайлович, в самую точку попал. Хватает техники. Ни дом, а механическая мастерская. Провода, розетки, трансформаторы, генераторы. Гудит, урчит, включается, выключается. Раскрепощение!

Батышев усмехнулся.

— Не зря я лошадиные силы подсчитывал. Прикинул все моторы, которые работают на мою дражайшую половину, и получается… Интересно получается! Не поверишь? Больше, чем на бойца РККА в тридцатом году моторов приходилось. На бойца! Ему воевать, а ей? Чем не жизнь?