— Этого, старуха, недостаточно. Сам удивляюсь, но…
— Частушки — сила. А обещали? В смысле — в еледующем номере? — спросил Слава.
— Нет, старик. Сатира смеется, обнажая один уцедевший зуб. «При проверке факты не подтвердились».
— Кто проверял?
— Дудкина.
Семенов сел и снова обратился к Сашину:
— Только вы, с вашей наивностью, полагаете, что власть Шкуро остается на пороге ЦКБ. Он властен надо мной и тогда, когда я переступаю порог своего дома. Будет этот тесный дом моим навсегда или по его воле я получу другой?
Семенов остановился в секундном размышлении, что-то взвешивая.
— Но Шкуро по-своему умен. Он может пойти вам и навстречу.
Я сегодня пойду и почитаю в Ленинку. Публичная библиотека эта доступна теперь и для меня не кандидата и не доктора наук — Шкуро дал мне письмо туда, преувеличив мое значение. Но вот, звонит телефон. Почему? Установили. Три письма писал Саня на телефонную станцию. Повелел Шкуро. Ложусь спать…
— И творите молитву за благодетеля! — едко бросил Сашин.
— Нет…
Но здесь встал со своего места огнедышащий «Савонарола» — Сашин.
— Я сдерживал себя, хоть мне стоило это невероятных усилий. Ваша речь — сгусток цинизма! Вот она, психология приспособленца!
Сашин задохнулся.
— Сашину сильно не хватает сейчас рясы аскета иля, на худой конец, тоги, — шепнул Рогнеде Стрижик.
— Поосторожнее в выражениях, Сашин!! Вы, каи всегда, ничего не поняли! — прогремел Велес.
Все покрыл троекратный гнусавый гудок, просигиач ливший окончание обеденного перерыва.
Вслед за ним раздался мелодичный звон.
Это Олег Георгиевич позвонил набором колокольчиков «Дар Валдая». Дар от Валдая, олимпийский сувенир, он получил в прошлый «мужской день» 23 февраля. Он поставил сотрудникам условие: «звякать» он будет редко, но уж если — «многозвучно звенит колокольчик», — пропел он — то должна быть полная тишина. Значит, он будет говорить важное и чтоб не перебивала.
Конвенция была подписана и уговор не нарушался.
— Я прошу прекратить дискуссию. У нас сейчас производственное совещание. Будем работать. А что касается нашего директора, — непоследовательно продолжал Линчевский, — то все познается в сравнении. Может, Владимир Васильевич не так уж… В разгоряченное мозгу Игоря Игоревича, после того, как порошковый..
— Как?! Вы… вы… адвокат Шкуро? Теперь я начинаю понимать, почему тормоз… Я прозреваю! — воскликнул побледневший Игорь Игоревич. — Вот откуда ваша пассивность на техсовете…
Линчевский поморщился.
— Сашин, молчать! Вы нарушаете Валдайский пакт! — крикнула Рогнеда Николаевна.
— Теперь мне ясно, почему вы входили в каждую подробность моей разработки! Ваша лицемерная помощь, двурушник…
— Не обижайте Олега Георгиевича! Слышите!! — вскочил пунцовый Стрижик.
Снова раздался малиновый звон.
— Игорь Игоревич. Не все потеряно. Активная защи-та вашего тормоза в той ситуации была бы тактической ошибкой. Был бы окончательный провал или…
— Что или?! Что или?
Сашин подскочил к Линчевскому и автоматически изловил свои очки.
— Он его ударит!! — взвизгнула Оля.
— И вы… вы против меня, — обратился Сашин к отделу. — Вот уж истинно — друзья познаются в беде, Я познал вас, глухонемые соглашатели…
Шум голосов слился с малиновым звоном.
— Так вот! Я знаю, что мне надо делать… Я знаю, что…
Игорь Игоревич с трудом надел непослушные очки. Он бросился к своему столу и, вибрируя пальцами, вынул все из черного пакета.
Он прошелся взглядом по лицам. Глаза его засветились добром, когда остановились на мясистом, красном лице богатыря.
— Благороднейший Илья Алексеевич! — выспренне обратился Сашин к Муромцеву. — Вы, конечно, сами хотели бы подписать этот документ.
Он великодушно протянул ему листки из пакета.
— Христос с вами!! — по-диаконски прогудел вооб-ще-то нерелигиозный Муромцев. — Мне, милочик, скоро на пенсию.
— Не понимаю.
— Да чего ж здесь понимать? Хотелось бы тогда, если получится на пенсию, иметь в ЦКБ два рабочих месяца в году с сохранением этого… пенсиона.
— Но вы же на это имеете право?
— Я имею право работать, а Шкуро имеет право меня взять. Не получилось бы, как в старом анекдоте.
— Каком, каком? — хором спросили Слава и Стрижик.
— «На 50 % свадьба уже согласована. Я согласен — она нет».
Сашин сел и занес ручку над последним листком из черного пакета. В конце листка, на чистом месте, заплясали зеленые буквы, плохо сливаясь в слова;
Читать дальше