Array Коллектив авторов - Морские досуги №5

Потом были в большой семье немного чопорного Гюнтера, мать которого чем-то неуловимым похожа на мою бабушку, ту, что была здесь, в Германии, с сорок четвертого по сорок пятый. Я, не удержавшись, попытался рассказать им о том, как мои родственники в Штутгарте, на военном заводе… Бывшая с нами в этот раз переводчица остановила меня: «Не надо. Не любят они об этом вспоминать…» И это укололо немного, тем более, что мать Гюнтера только что с гордостью рассказывала о том, как во время войны она была солдаткой и работала, точнее, — служила в порту Эмдена.

А ещё студент Тобиас, тот самый, что в первый вечер, когда мы становились к причалу, допоздна ждал, пока «Седов» ошвартуется и опустит трап, чтобы первым познакомиться с русскими моряками. Он готов был целые дни посвящать нам, напросившись в добровольные гиды, и уж с ним-то мы помота-ались!.. У него автомобиль, комната в общежитии, точнее маленькая однокомнатная квартира, если брать по нашим меркам, где мы гостили в один из вечеров, общаясь с его друзьями студентами. Тобиас год отслужил в армии, получая за это по тысяче марок в месяц. Теперь этих денег ему хватит, чтобы закончить учёбу в институте. А мы-то, дураки, хвастались ему тогда, что наши студенты учатся бесплатно. Дохвастались…

Среди благополучных и ухоженных частных домов единственным отстранённым квартальчиком высятся многоэтажки для эмигрантов. Как нам рассказали — там приличные (опять же по нашим меркам) двух, трёхкомнатные квартиры для переселенцев. Одного из них мы случайно встретили в городе… Шли с соседом Николаем, подошел человек и стал спрашивать у нас на каком-то странно понятном для нас немецком:

«Извините, пожалуйста, вы не скажете, где здесь…». Мы ему на таком же «понятном», на ходу подбирая слова: «Извини, дескать, дорогой, мы русские моряки…». Немец чуть не с объятиями кинулся к нам: «Русские!!» Оказалось — потомственный поволжский немец, переселенец из Казахстана. Приехал с семьёй. Живут пока прилично, получают пособия, дали квартиру, но… с работой здесь проблемы. Безработица существует даже для коренного населения, а уж что говорить об эмигрантах… «Знаете, — рассказывал он, пока шли мы вместе, — всё же, что ни говори, а здесь мы, русские немцы, — люди второго сорта. А что другое было ждать? Спасибо и за то, что нам предоставили. Дети наши со временем, может быть и станут полноценными немцами. Может быть… Ради них и приехали мы сюда. Там, в Казахстане, будущего у них не было…»

Среди других это была самая грустная встреча.

Потом… Потом суп с котом. Неделя пролетела, как один день, и седьмого января, в праздник Православного Рождества, состоялось прощание. Отход.

И опять я возвращаюсь к своему дневнику:

12.01.92 г. Через два дня будет неделя, как ушли из Германии. Вчера еще раз смотрел проводы… А было холодно ужасно, ветер гнал волну и насквозь продувал суконные бушлаты курсантов. Казалось, будто сама природа противилась расставанию. Не смотря на погоду, огромная толпа стояла на причале. В рамке видоискателя знакомые лица: вот Хельмут гудит на трубе, Урсула стоит рядом и пристально вглядывается в толпу, заполнившую палубу. Бабуля, мать Гюнтера, в белой куртке, в красной шапочке и щеки почти, как шапочка, раскрасневшиеся от холода, всё машет платком, машет… И все машут, кричат. Приняты концы, и полоска воды начинает расти неумолимо. Курсанты по команде встали на реях, по команде крикнули что-то громко и от души. И берег отозвался им ответным криком, разом взлетели платки, полотенца… А берег всё дальше и вода меж людьми всё шире, мутная вода холодного залива. Но ниточки меж сердцами тянутся, истончаясь, уходя в горизонт. Порвутся ли? Где-то там, вдоль берега идут дороги, ровные, надежные немецкие автобаны, и многие на автомобилях устремились вслед за судном… Три мили прошли — машут, пять — машут. Десять миль… Скоро берег кончится…

«Смотри, вон моя машет!» — протягивает мне бинокль сосед по каюте Николай.

Этот «котяра» уже успел обзавестись подругой. Ничего не упустит! Я вижу, как из автомобиля стального цвета выскакивает фрау в черном пальто — Колина знакомая — выбегает на зеленую январскую траву уходящего берега и машет, машет отчаянно и призывно чем-то белым…

«Ублажил, видно, ты её славно! — посмеиваюсь я над приятелем, — гляди, вплавь бы не кинулась!»

Всё, залив кончился.

«О-о-о!»

«У-у-у!» — кричат прощальными гудками немецкие суда.

Наш «Седов», распугивая суетливых чаек, долго ревет охрипшим на штормовых ветрах далеких морей ответным басом: «А-а-а-а-а-а-а!». Гудки вязнут и растворяются в мощных порывах холодного январского норд-веста..