Михаил Айзенштадт-Железнов - Другая жизнь и берег дальний

Царь Минос, естественно, разозлился. Он понял, что ни его глупышка Ариадна, ни самодовольный болван Тезей никогда в жизни не додумались бы до использования клубка ниток, чтобы выбраться из лабиринта. Царь сразу же догадался, что это была моя идея. Он не ошибся. Тезей со своей возлюбленной бежал с Крита, а Минос приказал меня с моим сыном Икаром арестовать. Нас обоих заточили в лабиринт.

Как только мы туда попали, мы заблудились. Это было ужасно. Представьте себе, как я себя чувствовал! Я не мог найти выхода из здания, построенного по моим же планам!

Совершенно случайно мы добрели до места, где якобы должен был находиться минотавр — полубык, получеловек. Тогда-то я и убедился окончательно, что никакого минотавра нет. Вместо минотавра стоял заяц. Увидев нас, он со стремительной быстротой скрылся.

Даже если я и выйду из лабиринта, подумал я, мне никогда не удастся доказать, что Тезей никакого минотавра не убивал. Раз минотавра больше нет, значит Тезей его убил.

Я решил непременно выбраться из лабиринта. Единственный доступный для нас путь был воздушный. Воздушное пространство было для нас открыто. Я решил сделать себе и Икару крылья, на которых мы могли бы подняться вверх из лабиринта и понестись куда-нибудь подальше от Крита. Медлить было нельзя; есть было нечего; даже если бы нам и удалось поймать зайца-минотавра, что бы мы с ним сделали?

Опыты с крыльями были успешные. Однако я обнаружил, что слишком близко к солнцу подниматься опасно — воск начинает таять.

— Воск? — спросил сицилийский царь. — А откуда вы достали воск?

— Пчелы нам приносили, — ответил, не моргнув, Дедал.

Затем он продолжал свой рассказ:

— Наконец, пришел момент полета. Я дал Икару строгие инструкции, но он меня не послушался. Стал кружить в воздухе, поднимаясь все выше к солнцу. Вдруг воск на одном крыле растопился, и крыло понеслось вниз. Мы уже летели над морем. Затем пришла очередь второго крыла. Мой несчастный непослушный сын погиб. А я благополучно долетел до вас.

— Замечательно! — воскликнул царь. — Вы намерены продолжать опыты?

— Еще бы, — ответил Дедал. — У меня есть теория. Либо изобрести воск, не растапливающийся от солнечных лучей, либо изменить время полетов. Изобретение воска дело нелегкое. Но что может нам помешать устраивать полеты только по ночам при луне, когда солнца нет? Тогда можно было бы совершить полет на Луну. Кто знает!

Я решил написать собственные мемуары.

Все их пишут теперь, и я не хочу отставать от других

Я прожил, как выражаются мемуаристы, богатую и интересную жизнь. Хотя, впрочем, мне самому не совсем понятно, как может человек, не имеющий денег, прожить богатую жизнь.

Очевидно, может. Мемуарист, во всяком случае, может.

Знаменитых людей я почти не знаю. Но это не важно. Я могу смело писать о своих встречах с знаменитостями, которых не знал. Это вполне возможно, если знаменитостей, о которых я собираюсь писать, больше нет в живых. Раз человек приказал долго жить, о нем можно писать, что угодно.

Как-то со мной произошла неприятность. Я написал некролог об известном писателе, с которым случайно познакомился перед своим приездом в Америку. После появления некролога в печати, я получил негодующее письмо от его вдовы. Оказалось, что она жила здесь уже несколько лет, а я никакого понятия об этом не имел.

Теперь я осторожнее.

Свои встречи с знаменитыми покойниками буду описывать только в тех случаях, когда удостоверюсь, что они вдовцы.

Большинство мемуаров обычно озаглавлены «Встречи и люди», «Люди и встречи», «Люди, встречи и жизнь».

Не желая изменять установившейся традиции, я свои мемуары озаглавил: «Встречи, люди, враки».

Никогда не забуду своей встречи с Маяковским.

Владимиром Маяковским.

Эта мимолетная встреча навсегда врезалась в мою память.

В 1921 году Маяковский приехал в Ригу. Может быть это было в 1922 году, но какую роль один короткий год играет в жизни человека?

Мне очень хотелось познакомиться с автором «Облака в штанах». Эта поэма до сих пор считается в советских литературно-промышленных кругах произведением, вдохновившим всю портняжную промышленность Советского Союза.

Я где-то разузнал адрес Маяковского и явился к нему.

Поэт принял меня со свойственной ему изысканной любезностью.

— Что тебе нужно? — спросил он меня. — Куда лезешь?