Виктор Егоров - Мужской процесс

– А в Ханты-Мансийске другие ученики в школе? – приостановил я речь отца, который разволновался и готов был говорить долго.

– Да вы что! Да там, где мы жили, хоть круглую ночь ходи, никакая шваль не подойдет. Там она в школьный совет входила, ее рисунки – на школьной выставке до сих пор, волейболом занималась, музыкой. Сейчас – как отрезало. Ничего не хочу, отстаньте, ничего не надо. Нам только милиции и допросов не хватает. И будет точно такая же, как все девки во дворе.

– Теперь понял, – сказал я ему, – а вторая, какая просьба?

– Милиции не говорите ничего обо мне.

– Да я и не могу ничего сказать. Знаю, что зовут Сергей Иванович и – все. Ездит на «бумере», еще. Кстати, на вашем «бумере» номера тюменские, а не ханты-мансийские.

– Потому и прошу вообще ничего не говорить. Лучше всего, вы меня здесь не видели и ничего не слышали обо мне.

– Вы что, скрываетесь, вы же генерал?

– Ситуация так сложилась. У меня судебный иск к моему московскому руководству, они на меня пытаются сейчас компромат насобирать, где у меня какая собственность, какие связи, какие с кем дела. Уволить хотят. Вы должны понимать такие вещи. Вы же занимаетесь политикой, вам не надо объяснять.

– Про политику вам тоже соседи рассказали?

– Они видели ваши фотографии в газетах, в интернете о вас всякого полно. Я заходил на сайт «Голоса», вы, как я понял, борец с коррупцией, поэтому мне с вами обязательно надо было поговорить.

– Так вы за дочь или за себя беспокоитесь, генерал? – спросил я его грубовато, потому что в душе зашевелились росточки появившейся антипатии к человеку, который просит меня соврать, если кто-то начнет интересоваться его квартирами и машинами.

– Вы не знаете сути, если бы знали, не спрашивали бы в таком тоне, – Сергей Иванович произнес эти слова уверенно, как говорят те, кто чувствует свою правоту.

– Ну, так скажите суть, и я не буду спрашивать.

– Суть в том, что меня выдавливают, создают обстановку, чтобы я не выдержал и сдался. Пока я был в отпуске, в мой кабинет посадили моего зама. Издали приказ, что он исполняет обязанности начальника, и заставили его пересесть за мой стол на мое кресло. Он мне отзвонился, мол, такие дела, ждем тебя. Я из отпуска выхожу, а он мне говорит, не могу освободить кабинет, Москва, вроде как, ему приказывает – сиди там, где сидишь, то есть в моем кабинете. Я звоню туда, они мне: все, уважаемый, пиши заявление на увольнение из нашей системы, расстанемся по-доброму. Я отказался писать. Сейчас каждый день прихожу на работу и сижу с девяти утра до шести вечера в приемной на стуле рядом с моей секретаршей.

– На стуле в приемной? – я не поверил и подумал, что не совсем правильно понял слова Сергея Ивановича.

– Да, взял из дома стул, принес его в приемную, сел и просидел весь день. Потом второй и третий.

– Стул то зачем из дома тащили, на таможне стульев что ли нет?

– Эта сволочь, мой бывший зам, распорядился, чтобы мне никто мебель не давал. Я же ему сообщил, что буду продолжать ходить на работу и находиться на службе положенные часы. В приемной у нас кресла, меня охрана сразу предупредила, в кресла садиться нельзя, кресла для посетителей.

– Ну, у вас и нравы в вашем райском Ханты-Мансийске, – я засмеялся, – начальника таможни его же охрана гоняет по этажу как бомжа безродного. Вы голодовку не объявили во время своего флэш-моба?

– Флэш чего? – спросил гость.

– Пикет так неожиданный называется, акция, которую никто не ждал.

– Нет, не объявлял. Меня вызвали в Москву, сегодня ночным рейсом улетаю.

– Чего хотят?

– Думаю, предложат два варианта, хороший и плохой. Хороший – уволиться переводом в другое министерство. Они уже поняли, что суд проиграют, и меня придется восстановить на прежней должности.

– А плохой?

– Не хочется думать. Все, что угодно. Возбудят уголовное дело за превышение должностных полномочий, а их все превышают, без проблем любого скрутить, криминал попробуют выявить в моих делах, к собственности прицепятся – да все, что угодно.

– А пристрелить могут?

– Нет, на госслужбе это не принято, мы не банкиры. По работе я все приказы выполнял, никого не подставлял.

– Если не секрет, за что же тогда Москва взъелась?

– Им другой нужен. Приказы приказами, но есть еще и просто маленькие просьбы. Я позволил себе с ними не соглашаться, и, как сейчас понимаю, был для них чрезмерно упертым. Через нас проходят товары и оборудование на миллиарды долларов, если оформить документы и сборы хотя бы на чуть-чуть меньше, кому-то экономия получится миллионы. Я за своих старался, они за своих, это обычная практика. На моем месте никто больше года не работал. Воевать воюем, но никто никогда не обращался в суд, я – первый.