Виктор Егоров: Мужской процесс

– До сегодняшнего дня я вашей дочери ни разу не видел и супругу вашу тоже не знаю.

– Мы снимали другую квартиру, пока ремонт шел.

– А, так это у вас бригада полгода стены ломала? Потом два грузовика мешков с мусором вывезли. Вы что там, даже пол сменили?

– Если делать, то сразу все, чтобы уже лет двадцать не переделывать.

– Вы, поди-ка, генерал какой-нибудь газовый на севере?

– Генерал, но не газовый.

– Военный?

– Нет, руковожу таможней в Ханты-Мансийском округе.

– Ого! – я вспомнил о своем опухшем лбе и подбитом глазе, и мне стало немного не по себе. И футболка на мне была надета не самая новая, и домашние брючки, прямо скажем, с дыркой на колене, и лапы без носок в старых шлепанцах.

– Надо выпить, – сказал я и полез рукой под стол в банку с огурцами. Налил полстакана, выдохнул и залил водку в горло, после чего зажмурился и откусил большой кусок огурца. Гость наблюдал за моими действиями, не отвернув для приличия голову. Кажется, он даже был доволен моей реакцией на его последние слова.

– Вы обращались в больницу? – спросил он, заметив, что я морщусь, жуя огурец.

– Нет, конечно, – ответил я, – челюсть целая, нос на месте, глаз видит. Опухоль и все, больше ничего.

– А в милицию?

– В милицию, тем более.

– Соседи вызывали милицию.

– Да? Никого не было. А какие соседи, ваши?

– Из квартиры напротив, которые над вами живут.

– Я их не знаю, я тут уже никого не знаю, все новые. Теперь не принято знакомиться. Купят, переедут, ходят каждый день и ни с кем не здороваются.

– У меня к вам есть просьба, – таможенный генерал присел на табуретку с другой стороны стола, – мужская просьба.

– Давайте, – я отодвинул бутылку, чтобы она не мешала смотреть на него.

– Сначала хочу попросить за дочь. У Виолетты не сложились отношения с одноклассниками, вернее с одноклассницами. Они ее часто оскорбляли, угрожали ей. Мы перевели ее в другую школу. Эти парни, которые тут днем были, они из ее нового класса. Я их тоже не знаю, но я уже звонил директору, завтра она мне их приведет.

– Куда? – я слушал внимательно, но тут что-то не вытерпел и перебил его.

– В кабинет директора, я с ней договорился. Мы обсудим, что произошло, и, я думаю, ребята попросят у вас прощения.

– Один из них не попросит, – сказал я ему уверенно.

– Почему не попросит? – мужчина посмотрел на меня очень внимательно, он, наверное, заподозрил, что я про этого парня знаю гораздо больше, чем говорю.

– Он из разряда молчунов, а у молчунов характер твердый, их не заставишь лепетать: простите, виноват, исправлюсь.

– Ну, тогда второй будет просить, а этот пусть стоит со своим характером рядом и молчит. Не это главное, хочу обратиться к вам с просьбой, не сообщать милиции об инциденте, – генерал замолчал, но тут же добавил, – если они придут и начнут выспрашивать.

– Понял: шел, запнулся, ударился об косяк, – мне не очень нравилось предложение отца Виолетты, поэтому я перешел на смешливый тон разговора, – а может рассказать милиционерам классическую сказку: упал, очнулся – закрытый перелом черепа?

– У нас ведь с вами мужской разговор, правда? – генерал зачем-то опять напомнил мне об особой значимости его прихода и о его желании говорить о важном для него деле без дурацких шуточек.

– Мужской наполовину, – сказал я ему, так как опять захотел выпить, но наливать в стакан одному себе и видеть человека, который тебя разглядывает при этом, было уже неприятно.

– Почему наполовину?

– Потому, – я все же взял стакан, налил и опять выпил, но без огурца, чтобы не затягивать процесс. Гость подождал и начал говорить только после того, как я угнездился на своем месте и вновь приготовился его слушать.

– У дочери такой возраст сейчас опасный. Сначала переезд, потом конфликты в школе. Мы снимали квартиру в новом доме, кругом деревяшки, частный сектор, вечерами пьянь, ругань на улице. Супруга вынуждена была Виолетту из школы каждый день на машине привозить. Девочка видная выросла, к ней все лезут. Сюда переехали, думали – центр города, спокойнее будет, а тут – бандитский двор, тут еще хуже. Виолетта один раз в школу отказалась идти, хотя школа в ста метрах от этого дома. И учиться перестала, и поступать уже никуда не хочет, ей ничего не интересно и ничего не надо.

– Она мне не показалась пугливой, – вспомнил я, как уверенно девушка вышагивала по двору в каблучках и белом платье.

– Да не в пугливости проблема. Она под местных девок стала свое поведение выстраивать. Манеры перенимает, словечки. Наверное, матом ругаться учится у них. Мы когда с севера приехали, она в школу вашу первый раз сходила и матери рассказывала, что полкласса – дебилы настоящие. Пиво пьют прямо в школе, девчонки со всеми парнями переспали уже, колются, деньги воруют. Мать пошла к классному руководителю, спросила, неужели это правда? Та – кто вам мог такое сказать? Дочь сказала, а ей девочки в классе. Это неправда, пусть им не верит, у нас хорошая школа. А на следующий день Виолетта в разорванном платье из школы пришла: девки специально разорвали за то, что настучала на них учителю.