Наталья Баклина - Веер с гейшами, или Все вокруг выходят замуж

Японцы в тот приезд сфотографировали могилы и переписали номера табличек, затем в Москве добыли информацию в архивах и выяснили, какие могилы – японские, и уже следующим летом Мачимура приехал снова, забирать останки. Нельзя, говорит, чтобы человек был похоронен на чужбине. Пока кости его не вернутся на родину в Японию, нет его душе покоя. Это Ольга так для себя перевела его объяснения на русском и английском. Английский она тогда знала средне, а по-русски Мачимура говорил очень специфично – язык-то учил в плену, со слов охранников и конвоиров. Поэтому по-русски он в основном матерился – старомодно, с акцентом и с доброжелательной японской улыбкой.

Ольга ещё в первый приезд Мачимуры устроила ему дружеские посиделки с журналистами «Территории» – точнее, с журналистками, мужчин в редакции было мало, они куда-то отлучились и не пришли. Японец, крепкий, кстати, не смотря на свои почти семьдесят лет, выпил водочки, захмелел и полностью перешёл на русский язык. Тётки хохотали от его старательных матюков, и Мачимура чувствовал себя стопроцентным покорителем женских сердец. Ольгу он выделил из всех, называл «Оля-доча», звонил ей из Японии и на третье лето, когда с могилами уже было покончено, приехал в Северск с приземистым рябым сорокалетним японцем и попросил помочь его женить. Я, говорит, рассказал, какие красивые у вас девушки, и он приехал за невестой. Японец прожил в Северске все лето, и к августу ему действительно нашлась невеста – двадцативосьмилетняя красавица-библиотекарша с пшеничной косой до пояса. Её через каких-то знакомых отыскала Люся из отдела писем. Библиотекарша уже отчаялась выйти замуж – она родилась и выросла в посёлке на три тысячи человек. Работы там не было, нормальные мужики уехали, кто в Северск, кто на материк, остались алкаши да старики, которым деваться некуда. И ей было не уехать – с матерью жила, не бросишь. Так и сидела в своей библиотеке, книжки читала, ничего от жизни не ждала. Жениха из Японии приняла как подарок судьбы. Он и её, и маму увез в свою Японию. Три года прошло, вроде, народился кто-то у них – японская жена переписывалась с Люсей из отдела писем. А Мачимура что-то долго не объявлялся…

– Уважаемые пассажиры! Наш самолет прибывает в аэропорт «Соколово». Просьба привести кресла в вертикальное положение и пристегнуть привязные ремни!

Оказывается, она задремала.

– Сколько раз тебе говорить – не наливай чайник из-под крана. Специально же воду отстаиваю, из банки наливай. И воду не набирай полный чайник – он так быстрее портится. Слушай, ты выкинешь когда-нибудь эту свою облезлую кружку? Вон, трещина уже на боку. У тебя что, денег на новую не хватает? Ты как мать должна поговорить с Нюсей, она вечерами шлялется где-то допоздна, хотя я велел ей быть дома в полдесятого. Тебе вчера Мачимура твой звонил, я сказал, ты сегодня будешь.

«Ну, с прибытием», – вздохнула Ольга, наливая кипятка из закипевшего чайника в любимую треснувшую кружку. Пока ехала из аэропорта, она надеялась, что Лобанов умотал куда-нибудь по своим летним делам. Зря надеялась – сожитель был дома, паковал какие-то мешки. Встретил радушно, потянулся целовать – Ольга отвернулась, и Лобанов чмокнул её куда-то в район уха. Пошла на кухню ставить чайник – чаю очень хотелось, он притащился следом и получилось чаепитие с комментариями.

За две недели командировки Ольга уже отвыкла от лобановского брюзжания, поэтому его слова цепляли. Внешне сдерживаясь, внутренне она огрызалась: «Воду не наливать. Да она, после московской, чище чистого. Чайник испортится. Надо будет, новый куплю. Кружку выкинуть, ага, тебя не спросила. Нюська шляется. Ночи белые, до одиннадцати пусть гуляет, пока пока погода хорошая. Мачимура звонил… Что?»

– Когда он звонил?

– Да вчера, говорю. Ты что, плохо слышишь после своей Москвы?

– А что хотел?

– А хрен его поймет. По-русски этот твой японский аксакал говорит, сама знаешь как. Вроде приехать хочет.

– Когда?

– Оля, ну говорю же, не разобрал! Чего ты пристала, в самом деле! Лучше скажи, где моя ветровка с оранжевым капюшоном. Куда ты её засунула? Почему ты всё куда-то деваешь, ничего в доме найти нельзя!

– Жора, меня дома две недели не было! – прорвало-таки Ольгу и Лобанов обрадовался.

– Вот именно! Вместо того чтобы домом заниматься, мотаешься где-то. Дочь заброшена, шляется, курит наверняка. Я у неё вчера спички в кармане нашел.

– Жор, ты что, шаришь по её карманам?