Впрочем, она и так Лобанову платила, в рассрочку. От лета до лета он жил на Ольгину зарплату. Не то чтобы денег требовал, но ел продукты из холодильника, брал её сигареты и как-то так ставил в известность о неотложных расходах, что Ольга их оплачивала. Когда уезжала в командировки, она всегда оставляла им с Нюськой денег на хозяйство. Когда летом, в сезон, деньги у Лобанова появлялись, он тратил их на свои туристские неотложные нужды и покупал что-нибудь в дом. Недавно, вот, диван купил – у Ольги не получалось скопить – и считал себя добытчиком, хозяином и ждал бурных похвал и восторгов. На диване деньги у Лобанова закончились, и опять все жили на Ольгину зарплату.
– Что пить будете? – вернула Ольгу в самолет стюардесса.
– Воду, пожалуйста, без газа. А обед скоро будет?
– Минут через сорок.
– А мне колы дайте, девушка, – проснулась Света. Она прозевалась, протёрла глаза, пригладила взъерошенные кудряшки и зацепилась взглядом за обложку Ольгиной книги:
– Слушай, Оль, а давай погадаем.
– Как это?
– А по книжке по твоей. Я дома всегда по книжкам гадаю.
– Так это же детектив!
– А хоть кулинарный справочник. Нет, серьёзно, я по справочнику тоже гадаю. Если выпадет что-то типа «взять телячьи почки и два часа вымачивать в проточной воде» – значит плохой прогноз, а если «украсить взбитыми сливками и нарезанными ягодами клубники» – все будет хорошо.
– А если «помешивать на медленном огне до загустения»? – развеселилась Ольга.
– Тогда сиди и жди – все само образуется. Ну, вот давай, открой мне двадцать четвёртую страницу и прочитай шестую строчку сверху… Нет, восьмую строчку!
– «Дверь за ней захлопнулась и Агриппина осталась одна. В темноте угадывались ступени. Они вели вверх, к какому-то источнику света. Свет мерцал бледным заревом, которое Агриппина ясно различила, как только глаза привыкли к темноте», – прочла Ольга, залезая и на девятую строку. – И что это значит?
– Что у меня все будет хорошо. Мы же на меня гадали? Вот смотри: дверь захлопнулась – это я уехала из своей прошлой жизни. Осталась одна – одна ведь сейчас лечу. Лестница вверх – значит, куда надо идти собралась. Свет вдалеке – все будет хорошо.
– Ну ты сильна… – покрутила головой Ольга.
– А то! Теперь давай тебе погадаем. Называй страницу и строчку!
– Ну… – задумалась Ольга и назвала свой возраст и завтрашний (или уже сегодняшний? Запуталась совсем с этой восьмичасовой разницей во времени!) день:
– Страница тридцать восемь, строка двенадцать. Снизу!
– Раскрывай книжку! Читай вслух!
– «Веер был сделан из тонкой рисовой бумаги. Он трепетал, и нарисованные гейши, казалось, танцевали свой чувственный танец, навевая на Агриппину смутные эротические желания и овевая её приятным сквознячком». Хрень какая-то… Где я и где гейши? Да ещё со смутной эротикой?
– Так, спокойно, – сосредоточилась Света. – Сквознячок – это к переменам. Эротические желания, чувственный танец… наверное, роман у тебя намечается. Гейши и рисовая бумага… с японцем, что ли, каким…
– Да ну тебя, – захохотала Ольга. – Какой ещё японец! Нет в Северске никаких японцев, китайцы только на рынке барахлом торгуют. Представляешь, в прошлом году приехали осенью на разведку, привезли тюль, тапочки, купальники – стоят с этим барахлом на морозе. Один прямо поверх купальников объявление повесил: «все очень дёшево, хочу домой, замерз». Это ему, наверное, кто-то из наших для прикола написал. Сами они по-русски почти не разговаривают!
– Ну, тогда будет у тебя роман с китайцем! – хохтнула Света.
– Ага, и он мне подарит все свои купальники!
От дурацкого гадания Ольга развеселилась, выбросив из головы всю тоску, что вдруг всплыла в этой поездке. И когда принесли обед, – Ольга выбрала курицу, Света – гуляш, – она поела в хорошем настроении. Потом Света выпросила детектив почитать, а Ольга откинулась в кресле, закрыла глаза и вернулась мыслями к гаданию. Эротическое приключение, надо же…
Ну да, было такое, неожиданное… Было и было, не к чему вспоминать. Знакомый японец у неё тоже есть, только для романа малопригодный. Мачимура, бывший заключённый сталинских лагерей. Семнадцатилетним пацаном попал в плен на Сахалине под занавес Второй мировой войны, просидел в лагерях три года, строил дома в Северске. Потом уехал в свою Японию, а в 97-м году объявился во главе делегации, которая разыскивала могилы японских военнопленных по сталинским лагерям. Он единственный из делегации знал хоть что-то об этих местах и мог хоть как-то изъясняться по-русски. Ольга тогда уже работала в «Территории», новой демократической северской газете. Её отправили писать про японскую делегацию, она познакомилась с Мачимурой, привела к нему Лобанова, тот вызвался быть проводником. Гонорар Лобанов отработал добросовестно, довел японцев до заброшенного лагеря на урановых рудниках с огромным кладбищем с пронумерованными могилами. Оно тогда ещё почти не тронутое стояло, это после всякие охотники до сувениров растащили и кресты, и таблички. Даже школы окрестные сдуру краеведческие экспедиции туда устраивали, разыскивая что-нибудь для школьных музеев. Сдуру, потому что радиоактивность в этом лагере была довольно высокая. Раж краеведов местные власти догадались утихомирить только тогда, когда в одном из таких школьных музеев обнаружился «фонящий» ботинок, – подошва драного лагерного экспоната оказалась пропитана грунтом с уранового рудника. Обнаружилось это случайно – водили очередных туристов с Аляски, школу показывали, а у одного в кармане дозиметр был. Маленький такой, на авторучку похож. Ну и защёлкала эта авторучка в школьном музее, как дятел в берёзовой роще. Что было тогда! Скандал на всю область! Ольга сама про этот случай писала.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу