Николай Самохин - Так близко, так далеко...

— Что прикорм, — вздыхает «истребитель» и, фарисейски закатывая глазки, начинает вещать: — Прежде всего, дорогой товарищ, я хожу не за рыбой. Я хожу за удовольствием. Рыба меня, любезный друг, интересует в последнюю очередь...

Вот гад! Рыба его не интересует. А в лодке обессиленно пошевеливают жабрами пять упитанных карпов.

— Не разговаривайте с этим человеком! — кричит Артамонов, раньше меня всё оценивший. — Это низкий, отвратительный человек! Не смейте с ним разговаривать!..

На подходе к даче Артамонова мы становимся комическими персонажами традиционной инсценировки.

— Идут! Идут! — возбуждённо переговариваются артамоновские дамы, из-под козырьков ладоней высматривая кого-то за нашими спинами.

— Ой, а рыбы-то, рыбы!..

— Едва несут, бедные.

— Аж согнулись...

Мы не расположены к шуткам, но артамоновские дамы не замечают этого.

— Героям путины! — скандируют они. — Передовикам китобойного промысла — наш привет! Ту-у-ру-ру- рам-тарам-там-там!..

На звуки туша выходит из калитки своей дачи Викеша. В руках у него полуметровый судак. Хвост рыбины волочится по земле.

Сбросимся, мужики, — нахально издевается Викеша.

Викеша рыбачит по-своему. Про наш способ он отзывается презрительно: «На одном конце — червяк, на другом конце — прошу прощения...» Сам же Викеша раз в неделю седлает «москвича», уезжает на левый берег Оби и там, в запретной зоне, покупает рыбу у подозрительных личностей. Личности эти — небритые, с разбойными глазами — прогуливаются, руки в брюки, вдоль берега, ведут сочувственные разговоры с работниками рыбоохраны, а когда заезжий человек поинтересуется конфиденциально: «Как насчёт рыбки?» — не глядя на него, скажут: «Давай по-быстрому червонец и копай вон там под кустиком». Клиент раскопает носком ботинка песочек — и найдёт там судака, нельму, а то и кастрючка.

— Вы браконьер! — заносчиво говорит прямой человек Артамонов.

— Кто? Я? — моргает глазами Викеша. — Здравствуйте!.. Я что, ловил её? Я купил — и всё. Деньги — товар, товар — деньги.

— Значит, вы пособник. Вы поощряете хищнические инстинкты, покупая рыбу у браконьеров.

— Ну, я не буду больше, — повинно склоняет голову Викеша. — Буду в магазине покупать. — Он подмигивает артамоновским дамам, с живейшим интересом слушающим дискуссию. — С завтрашнего дня начинаю только в магазине брать. Знаешь ты этот магазин? Покажи — где он?

Артамонов не знает такого магазина.

Дамы от восторга хлопают в ладоши. Они полностью на стороне Викеши.

— Хорошо, — не сдаётся Артамонов. — Вам очень нужен этот судак? Можете вы без него обойтись?

Викеша задумывается. На него это не похоже, но тут он задумывается. И, подумав, честно отвечает:

— Могу... Я много без чего могу обойтись. Только почему я специально должен обходиться? Другие же не обходятся. Не считают нужным. Вот, слушай, я тебе про один буфет расскажу...

Историю эту мы слышали не раз.

Викеша как-то попал в удивительный, фантастический буфет. Привёл его туда бывший школьный товарищ. Им захотелось почему-то закусить грудинкой, именно грудинкой, а ничем другим, и товарищ сначала позвонил по телефону. «Дуся! — сказал он. — Привет! У тебя сегодня есть, что под бюстгальтером носят? (Остроумный человек был товарищ). Есть, да? Ну, сейчас подъедем».

И они подъехали. Странный это оказался буфет. Баранину там называли баранинкой, воблу — воблочкой, икру — икоркой. Зато посетителей: Иван Петрович, Николай Васильевич, Раиса Прокофьевна...

Викеша хотя и заробел перед незнакомыми людьми (покупатели в большинстве своём были важные из себя люди, высокие, с развёрнутыми, даже откинутыми назад плечами), однако по настоянию друга отоварился дефицитом на целых полгода. Поскольку имелось в буфете всё: осетрина и буженина, крабы и стерлядь, иваси и караси. Не говоря уже о грудинке, которой Дуся хотела отвесить им четыре кило, но товарищ сказал, что достаточно двухсот граммов.

— Так будем мы варить уху или нет? — сердито спрашивает Викеша, раздразнивший себя рассказом о чудесном буфете.

Он отрубает — в общий котёл — голову судака с добрым куском мяса, и мы варим полубраконьерскую Уху.

Приготовленная на костре в закопчённом чугунке, пахнущая дымом, она так обжигающе горяча, так вкусна и ароматна, что перед ней бледнеют деликатесы всех закрытых буфетов мира...Праздник независимости.

2 июля в 15 часов 30 минут по Центральной улице пронесли первый огурец. Нёс его высокий прямой старик с львиной гривой бывшего первого любовника. Несмотря на послеобеденный зной, старик был одет в крахмальную рубашку с галстуком и строгий чёрный пиджак. Голову его прикрывала твёрдая соломенная шляпа.