— Где мисс Мартлет? — спросил он дворецкого, который в этот момент пересекал холл.
— Пишет письма в гостиной, — ответил Стурридж, объявляя факт, в котором спрашивающий был вполне уверен.
— Она хотела скопировать надпись с этой древней сабли с сетчатой рукоятью, — сказал Кловис, указывая не ценное оружие, висящее на стене. — Я хочу, чтобы вы отнесли ей саблю; у меня руки в масле. Возьмите ее без ножен, так меньше хлопот.
Дворецкий взял саблю, весьма острую и сверкающую для своего почтенного возраста, и понес ее в гостиную. Возле письменного столя находилась дверь, ведущая на боковую лестницу; Джейн вылетела в нее с такой молниеносной скоростью, что дворецкий засомневался, видела ли она вообще, что он вошел. Через полчаса Кловис вез ее и ее наспех собранный багаж на станцию.
— Мат будет страшно огорчена, когда вернется с верховой прогулки и обнаружит, что вы уехали, — заметил он отбыающей гостье, — но я сочиню какую-нибудь историю о срочной телеграмме, вызвавшей вас. Не следует без нужды тревожить ее по поводу Стурриджа.
Джейн слегка фыркнула на мысль Кловиса о ненужной тревоге, и была почти груба с молодым человеком, который пришел в себя только после вдумчивого исследования содержимого корзинки для ленча.
Чудо слегка потеряло в своей полезности после того, как Дора в тот же день написала, что откладывает дату своего визита, но в любом случае Кловис заслужил репутацию единственного человеческого существа, которому когда-либо удалось выбить Джейн Мартлет из расписания ее миграций.
В качестве особого развлечения детей повезли на пески Джегборо. Ноколаса не взяли; он был в немилости. Всего лишь утром он отказался есть свой целебный хлеб-с-молоком на том кажущемся нелепом основании, что в нем была лягушка. Более старшие, более мудрые и более хорошие люди говорили ему, что невозможно чтобы лягушка была в его молоке, и чтобы он не болтал чепухи; он, тем не менее, продолжал упорствовать в том, что казалось сущей бессмыслицей, и с большими подробностями описывал окраску и особые приметы предполагаемой лягушки. Драматической частью инцидента оказалось то, что в кружке молока Николаса действительно была лягушка; он сам положил ее туда и поэтому чувствовал, что имеет право кое-что знать об этом. Удовольствие от ловли лягушки в саду и опускания ее в сосуд для целебного хлеба с молоком возрастало до громадной величины не только из-за того, что он оставался совершенно чистым во всей этой проделке, но и из-за того, что более старшие, более мудрые и более хорошие люди оказались в глубоком заблуждении по вопросу, относительно которого они выражали свою абсолютную уверенность.
— Вы говорили, что не может быть лягушки в моем хлебе-с-молоком; но все таки в моем хлебе-с молоком была лягушка, — повторял он с настойчивостью искусного тактика, который не намерен покадать благоприятного плацдарма.
Поэтому его кузена и кузину, и его совершенно незаинтересованно меньшего брата взяли на пески Джегборо на день, а он был оставлен дома. Его двоюродная тетушка, которая с неоправданной силой воображения утверждала, что она является и его тетушкой, наспех изобрела экспедицию в Джегборо, чтобы произвести на Николаса впечатление удовольствиями, которых он только что лишился из-за своего позорного поведения за завтраком. Такова была ее манера: когда кто-нибудь из детей лишался ее благосклонности, импровизировать какой-нибудь праздник, от которого виновника сурово отстраняли; если же все дети прогрешали коллективно, им вдруг сообщали о цирке в соседнем городке, цирке невероятной красоты и с неисчислимым количеством слонов, в который, если бы не их испорченность, их повели бы сегодня.
Когда настал момент отправления экспедиции, для Николаса нашлось несколько приличествующих случаю слез. Правда, фактически все слезы были пролиты его кузиной, которая очень больно ударилась коленом о ступеньку экипажа, когда карабкалась в него.
— Как она выла, — радостно сказал Николас, когда экспедиция удалилась без малейшего воодушевления, которое по идее делжно бы было ее хорактеризовать.
— Это у нее скоро пройдет, — сказала тетушка-самозванка, — сегодня великолепный день для поездки по таки красивым пескам. Как они будут наслаждаться!
— Бобби не будет наслаждаться, и он совсем не хотел кататься, — сказал Николас со зловещим смешком, — у него ботинки жмут. Они слишком тесные.
— Почему он не сказал мне, что они жмут? — довольно резко спросила тетушка.
Читать дальше