Виктор Суворов - Золотой эшелон

— Я и не плачу, чего выдумал! Все в порядке. Поцелуй меня и иди. Иди-иди, не оглядывайся. Петрович, увезите меня, пожалуйста, поскорее! Нельзя долго прощаться, ведь правда?

— Правда, доченька.

Оксана честно не плакала — до самого поворота дороги, за которым Зубров не мог ее более видеть.

Миновали уже и Люберцы, а в командирской рубке все шло чаепитие. Зубров держал речь.

— К Москве подъезжаем. Как нам с главным долгом разбираться — там видно будет. А долг номер два у нас — перед Полем. Мы его все же без мыла довезли. Некрасиво получается.

— Да что ты, Виктор, я все понимаю. Это же не ваша вина! — вскинулся Поль.

— А ты, Поль, не горячись. Что, господа офицеры, делать предлагаете?

— По анализу перехвата вагон мыла должен сегодня прибыть на Красную Пресню. Может, это самое мыло и есть, которое у нашего Поля умыкнули, — сообщил Брусникин.

Подбросило Зуброва:

— Так что делать будем?

— Брать надо, — оживился Салымон.

— Так ясно, что брать, — как? — оскалился Брусникин. Глянул тут Зубров на свои сапоги и улыбнулся им:

— А на этот счет мне один хороший человек недавно сказку рассказал. Брусникин и Салымон, собирайте лучших ребят. Место ваше в контейнере. По триста патронов на брата хватит? Ну и лопату на каждого. Действуйте! А ты, Поль, при мне пока оставайся.

С тем и подошел эшелон к Красной Пресне. Там, однако, ждали. Не прошло и пяти минут, как Золотой эшелон, пустой и брошенный, оказался на запасном пути. Зубров с сорванными погонами ехал в черной «Волге». За руки его заботливо придерживали два вежливых молодых человека. Так же вежливо два пистолетных ствола упирались ему в бока. Другая «Волга» тем же манером везла Поля. Процессию завершал огромный тягач с контейнером в сопровождении мощного эскорта.

Что находится вокруг Ходынки — каждый москвич знает: ведущие конструкторские бюро Советского Союза. Космосом там занимаются, авиацией и прочими серьезными вещами. Что находится на самой Ходынке — каждый захудалый шпион знает: военная разведка ГРУ, ее тайный аэродром и ангары с самолетами правительственной эвакуации. А вот что находится под Ходынкой — предстояло узнать полковнику Зуброву.

Длинные правительственные лимузины бесшумно отъезжали от известного места, а их хозяева в лифтах опускались глубоко под землю, под толщу пятиметровых перекрытий. Последним прибыл второй секретарь Боков. Он оглядел собравшихся. Все были на месте.

— Ну что ж, товарищи, приступим?

Тут к Мудракову подошел министр обороны Мазов — сзади. И председатель КГБ ощутил спиной жесткий срез пистолетного ствола. Чувство это было ему знакомо по страшным снам, и он даже не сопротивлялся. Министр внутренних дел бегло ощупал его, изъял два пистолета, затем, церемонно преклонив колено, срезал с мудраковской ширинки пуговицу и «молнию».

— Теперь, когда все мы готовы, — благосклонно улыбнулся второй секретарь, — пройдемте, товарищи, к контейнеру, и посмотрим, чем так долго и упорно интересовались товарищи Мудраков и, к сожалению, здесь отсутствующий Хусейнов.

Все безропотно прошли в открывшуюся дверь. Зал — бесконечный, залитый светом — мог бы походить на станцию метро. Только рельсов не было. Двадцатипятитонный контейнер, ярко-оранжевый, казался тут небольшой коробкой.

— Объяснения нам позже дадут эти двое, — указал второй секретарь на Зуброва, которому тут же возле контейнера заломили руки, и на побледневшего Поля. — А теперь, товарищи, посмотрим наконец на этот таинственный груз.

Рванули охранники дверь. Из темноты контейнера на пол спрыгнул огромный детина с лопатой в руках. За ним посыпались другие. Члены Политбюро и охрана остекленели. Ожидалось все, кроме этого.

Заморгал Салымон на яркий свет, оглянулся вокруг. Что за чертовщина? Куда ж это нас занесло? А где Зубров? Вон он, связанный и погоны сорваны. И решительно не понравилось Салымону, что какие-то двое его еще и держат. А эта орава кто? Ба, знакомые все лица! Да я же их портреты в тринадцатой роте по зубровскому приказу крушил! Они самые, голубчики!

Делать-то что? Какие будут приказы? А никаких приказов не слыхать. Шевельнул Зубров белыми губами, да не разобрать. А этот толсторожий уже опомнился, за пистолет берется, и полетела в него Салымонова лопата, и врезалась. А вдогонку уже грянул боевой клич:

— Салымон! Бей!

Это был первый приказ, который Салымон отдал сам себе.

— Славненько, — поощрил Зубров.