Виктор Суворов - Змееед

Перед началом Великой чистки в высшем руководстве НКВД был 41 комиссар Государственной безопасности.

Звание Генерального комиссара ГБ равнялось званию Маршала Советского Союза. Это звание тогда носил только один человек. Он был арестован и расстрелян.

Из семи комиссаров ГБ 1-го ранга были арестованы и расстреляны семеро.

Из 13 комиссаров ГБ 2-го ранга — арестованы и расстреляны 11, один отравлен в кабинете нового заместителя главы НКВД, который, в свою очередь, через год был арестован и расстрелян уже во второй волне очищения.

Из 20 комиссаров ГБ 3-го ранга трое покончили жизнь самоубийством.

15 арестованы и расстреляны, один бежал в Маньчжурию, где позднее был убит японцами.

Из 41 комиссара Государственной безопасности, которые накануне Великой чистки руководили тайной полицией Советского Союза, 1937 и 1938 годы пережили двое. После смерти Сталина один из них был арестован и расстрелян, второй арестован, во время следствия сошел с ума и умер в психиатрической клинике тюремного типа.

— Выходит, что за всю свою жизнь ты не убил ни одного человека?

— Так оно и выходит: ни одного.

— Вообще ни одного?

— Да все как-то не выпадало.

— Никогда-никогда?

Совсем парень смутился:

— Никогда…

— Ну, ты даешь! Тебе скоро двадцать один, а ты…

— Так жизнь складывалась, что…

— А ты вспомни. Может, в юности… Ну хоть одного… или, быть может, в детстве?

— Не убивал.

— Зачем же тебя к нам прислали?

— Не знаю. Подписан приказ к вам явиться, вот и явился. Начальству виднее.

— Кем же ты раньше был?

— Разведчиком-наблюдателем по восьмой платформе Северного вокзала. [1] С 1922 по 1955 год Северным назывался Ярославский вокзал.

Переглянулись исполнители, присвистнули: вот это карьера!

— Ты, паренек, видно, с начальством дружишь: из разведчика-наблюдателя да прямо в подручного исполнителя в Лефортове! Такого взлета до тебя никто не делал. Такой приказ мог подписать только сам Народный комиссар товарищ Ягода.

— Вот он самый и подписал.

— Кто же тебя по служебной лестнице с такой скоростью тянет?

— Не знаю, кто тянет. Честное комсомольское, не знаю. Нет у меня блата. Безродный я. Из беспризорных. Знаете в Болшеве колонию НКВД для босяков? Имени товарища Дзержинского. Так я оттуда. Перековали, перевоспитали, — и в разведку. Два года на десятой платформе наблюдателем работал, потом повысили, на восьмую перебросили. Год я там отмотал, обещали на седьмую платформу перевести за ударный труд, а тут вдруг — бац: приказ — подручным исполнителя…

— Тут что-то не так. Так не бывает. Чтобы до таких высот дойти, люди всю жизнь трубят. И очередь в нашу группу длиннее Беломорско-Балтийского канала. К нам заслуженные люди просятся — не берем… К нам исполнители из республиканских наркоматов рвутся, мастера с многолетним стажем…

— А меня сразу к вам…

— Да может мы тебя в свой коллектив не возьмем, неграмотного! На кой ты нам?

— Так прикажете и доложить в секретариат товарища Ягоды? Приказ им лично подписан.

— Приказ — дело серьезное. Да только у нас коллектив сплоченный. Не впишешься — выживем. И товарищ Ягода не поможет. Сам от нас попросишься. У нас работа серьезная. Мы последнюю точку в каждом деле ставим. Тут соображать надо. Давай-ка мы тебя на сообразительность проверим. Готов?

— Готов.

— Смотри, перед исполнением надо совершенно точно удостовериться, что это именно тот, кто тебе нужен. Для этого клиента к нам сюда заводят. Вот прямо в этот кабинет. Клиент не знает, что его прямо сейчас — того. Обстановочка у нас, как видишь, располагающая, даже занавесочка на окне. Я за столом сижу. Дело передо мной. Листаю странички. Мы тут вежливость блюдем. Ему сесть предлагаю. И вопросики — про имя-отчество и год рождения… А на столе у меня по правую руку — пачка «Казбека» и спички. Что бы ты по левую руку положил?

В потолок парень взгляд метнул. Но на потолке ответа не оказалось. Посмотрел в окно. Но и там ничего интересного не обнаружил. Пришлось соображать самому. И он сообразил:

— Кулек мятных пряников.

Переглянулись исполнители. Согласились молча: верно парнишка мыслит.

Меня Иолантой зовут.

— А меня… — он на мгновение задумался.

— А меня — Иваном Ивановичем.

— Вот и познакомились, Иван Иванович.

— Сколько же тебе, Иоланта, годиков?