Елизавета Михайличенко - Гармония по Дерибасову

Когда же средства массовой информации отслужили панихиду по его капиталу, не надеявшийся протянуть еще 20 лет, Анфим устроил аутодафе — набил чучело облигациями, под ним разложил штабеля «государственного займа», поджег с четырех сторон и вошел в частушку. Потрясенное масштабами пламени, Назарьино распространило недоверие к государственным «векселям» и на сберкнижки. И даже после того, как в денежную реформу 1961 года поплатилось за любовь к наличным, назад в сберкассы все равно не пошло, а стало вкладывать средства в хозяйство и материальные ценности.

В подъезде стоял густой запах жареной свинины, на Дерибасов его не заметил. Со скотчтерьером на буксире он взлетел на пятый этаж, мысленно тараторя заученное с детства:

— Лялек! Светик! — Скотчтерьер и Мишель ворвались в квартиру. — Эти полчаса изменили мою жизнь! Мы полюбили друг друга!

Девицы обменялись многозначительными взглядами и хихикнули.

— Это как? — спросила Лялек.

— Ах, девочки! — Мишель плюхнулся за стол и посмотрел на часы. — Понимаете, мои родители… ну, в общем я — плод романтической страсти. И этот факт наложил лапу на все мое дальнейшее существование. Роковые страсти играют мной, как кошка — мышкой. Благороднейшая страсть собаковода — благороднейшая из всех страстей. И главное — я что-то такое исподволь чувствовал, что-то томило мою душу изнутри. Но и овчарки, и волкодавы, и доги, и… и борзые, и… и… все остальные породы оставляли меня равнодушным. И вот только что я, наконец, нашел свою породу! Я не буду говорить, что стрела Амура пронзила мое сердце — это было бы пошло. Но это было так похоже!.. Девочки, там мясо не пригорит? А то я спешу. Недожаренное?.. Так, девочки, я разве не говорил? Жоркин сорт свинины нужно слегка недожаривать. В общем, хотя семьсот рублей — это и большие деньги… торговаться не буду. Покупаю вашего скотчтерьера оптом, вместе с поводком и ошейником. Охваченный страстью Дерибасов не мелочится! — Дерибасов вытащил растрепанную пачку разношерстных денег, плюнул на пальцы и начал отсчитывать: двадцать пять, тридцать, сорок… подожди, Светик, а то собьюсь… шестьдесят, семьдесят пять… так, одна сотня есть. Давай, Лялек, накладывай, а-ах, как пахнет! Двадцать пять, пятьдесят… ложи, ложи, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, девяносто, две сотни…..Чего?!.. Как это не продашь? Сама ж говорила — стоит семьсот рэ. Приоденетесь… Почему не продашь?!

— Брось, Мишель, — высокомерно сказала Светик. — Мы уже не на рынке. Тяпа не продается.

Кляп из недопережеванной свинины перекрыл ход свежим аргументам. Дерибасов судорожно сглотнул твердую массу, на секунду застыл с вытянутой шеей, кадык его задвигался, как поршень, но все обошлось.

— Штука, — выдавил Дерибасов.

Магическое слово «штука» заставило девиц уважительно уставиться на Дерибасова.

— Слышь, Свет, штука, — робко начала Лялек. — Скажем, что потерялся.

— Нет, — с сомнением покачала головой Светик.

Дерибасов молча отсчитывал деньги.

— Тогда сама с ним по утрам гулять будешь, — с нажимом сказала Лялек, глядя, как Дерибасов уже рублями отсчитывает десятую сотню.

Так Тяпа стал Цезарем.

К автовокзалу Дерибасов успел как раз вовремя. Он шлепнулся на скамейку, вытянул ноги и перевел дух. Цезарь вывалил язык.

Успокоительная прохлада неслышно присела рядом с Мишелем и склонила свою легкую головку на потное дерибасовское плечо. Дерибасов молча дарил проходившим девушкам умиротворенную релаксирующую улыбку.

— …ание! — напряг репродуктор ржавые голосовые связки. — Объявляется посадка на автобус до Легостаева. Отправление в двадцать часов сорок минут.

Дерибасов дернулся и взглянул на часы. Было восемь тридцать. Верное шестое чувство икнуло, и Дерибасов ощутил неприятный холодок в области левой лопатки. Холодок провел пальчиком по дерибасовской спине, потом тихо, сдавленно прогундосил: «Не приде-о-от!» Дерибасов вскочил и заметался под часами. На стрелки он старался не смотреть. «Без двенадцати девять!!!»- заорал холодок и застучал кулаком в левую лопатку. Автобус с табличкой «Легостаево» за лобовым стеклом обогнул Дерибасова и фыркнул ему в лицо. Выхлопная труба покачивалась, как назидающий перст.

На доме напротив висел выцветший плакат: «Храните деньги в сберегательной кассе». На плакате были нарисованы уверенно улыбающиеся люди, и невозможно было представить, чтобы кто-нибудь из них побежал, вечером в сберкассу снимать честно или нечестно нажитые полторы тысячи, чтобы отдать их под часами за какого-то Тяпу. Тем более, что…