Дмитрий Стародубцев - Семь колодцев

Почему же, спросите вы, ты не позаботился о том, чтобы надежно сохранить результат своих многомесячных трудов? Ты что, дурак, что ли? Разве нормальные люди так поступают?

Сами вы… Я вам не чушок какой-нибудь, я… я великий МАЭСТРО. ХА-ХА-ХА!..

Вот я вздымаю свою волшебную палочку, музыканты — сто глаз моего симфонического оркестра, мои преданные солдаты, взволнованно следят за ее чарующим полетом, зрители благоговейно перестают дышать, замирают, предвкушая полный клиторально-влагалищно-простатно-семенной оргазм. И вот я начинаю: одним легким движением руки, пальцев, кончиком дирижерской палочки я посылаю свою маленькую, но отважную армию в бой, и в то же мгновение космическое торжество звуков обрушивается на потрясенный зал. Сколько утонченности, страстности, чувственности! Как ошеломляющи эффекты, как выразительны эпизоды! А все эти едва уловимые полумысли, вздохи, умолчания, мимолетные острые диссонансы…

А если честно, ну просто я где-то вот немного рассеянный человек, маленько не в себе. Да и написал я «Семь колодцев» больше для себя.

Я просто не мог носить их в себе. Это больно!

Я должен был каким-то образом извиниться перед Вовочкой и сочинить ему поминальную молитву.

Я должен был рассказать о Вере…

Я должен был рассказать миру правду о Никробрил-продукте.

Я написал, и мне уже стало хорошо.

А этот, как его, типа, народ? — спросите вы.

Забей! Народ обойдется — не впервой! Да и лень мне еще раз с издателями связываться. Это же полный писец — ходить по этим мышиным норам и выдавливать из себя раба по капле. Ведь напечататься — втрое больше трудов, чем написать!

Кстати, забыл сказать: электронный вариант рукописи был утерян при невыясненных интернет-вирусных обстоятельствах. Короче, если честно, я лазал ночью по недетским сайтам и подхватил в какой-то самой отмороженной порнографической клоаке ужасную заразу…

Однажды рабочие выносили мусор и по ошибке прихватили и эту стопку бумаг. Так «Семи колодцев» не стало, и понял я это только месяца три спустя.

Ну, что теперь делать? Надо помянуть!

Жаль!

Мои мысли… Пусть они наивны, как слепые котята. Они утеряны навсегда. И воспроизвести их невозможно.

Добрые старые образы, пусть зачастую невнятные, нелепые.

А еще воспоминания, покрытые ностальгической плесенью… все эти грустные грустные вздохи словосочетаний…

Та моя старая жизнь… ее будто не стало. Не стало наотрез. Будто многотонная гильотина сработала. Шмяк! И все!

Только в космосе теперь вечно будут блуждать маленькие невидимые сигналы — мои размышления, мои чувства с легким горьковатым привкусом. Безобидные обрывки моего несовершенного творчества и безбрежно тоскующего разума. Я, Вовочка, Вера, Алеша, Татьяна… вы…

Я построил целую цивилизацию своего внутреннего мира и без всякого Циолковского запустил ее в космос…

В общем, пил я три дня. Самым прозаичным образом. На четвертый день было чудесное, как личико красивой девственницы, утро. (Пошло выразился? Да пошли вы!) Спутанными клубками роились вокруг меня сочные воздушные струи. С далеких лесов и полей они принесли волшебную свежесть, насыщенную ветреными ароматами, и оттенили приторные миазмы моего дыхания. (Во рту говно! — говорил в таких случаях Вовочка.) Было по кайфу после нескольких потных дней хмельного угара в четырех стенах с видом из окна на четыре других стены, выпить внахлест — то есть стакан за стаканом, этого сладчайшего воздушного коктейля, захлебнуться его простой и одновременно совершенной истиной.

Я ждал Петруху на лавочке у собственного подъезда. Час, другой.

Голова дымилась, будто ее жарили на шампурах, не обрызгивая при этом ни вином, ни хотя бы водой.

Все мои члены были внешне прилеплены друг к другу, создавая, если смотреть со стороны, обманчивое впечатление объемной живой фигуры, цельной личности, но на самом деле я был разобран на тысячи частей, я был разбросан на миллиарды атомов, разлетевшихся по всей бесконечности, где при этом каждый атом мнил себя самостийной вселенной и ни при каких обстоятельствах не собирался возвращаться в альма-матер.

Еще издалека увидев Петруху, я неумело поднялся — ноги едва слушались, и, тщательно ступая, будто только учился ходить, двинулся ему навстречу. Из травы прыснули воробьи.

При чем здесь Петруха? — воскликнете вы. В чем сюжетная фишка? Сколько же можно нас морочить?!

Да ни в чем! Я вам не какая-нибудь мастерица дедуктивного жанра — в день по роману, кого хочу, того и замочу. Так много и вдохновенно врать могут только женщины, Бог мне свидетель! Я вам, как настоящий мужчина, чистый факт рассказываю, ё, чистый, как коньяк тридцатилетней выдержки, который пил вчера, а не по ушам тру, как эти телки писучие. Я литературных институтов, блин, не кончал, вместо этого я предпочитал кончать ночью на лавочке в центральном ялтинском парке. Если вы понимаете, о чем я… Да и не пустили бы меня в литературный с моей родословной…