Алекс Тарн - Украсть Ленина

Теперь здесь, в теплушке, имели место и профиль, и мычание, и это естественным образом возвращало Веню в молодые незабвенные годы.

Ку-да-ту-да… ку-да-ту-да… Куда же теперь? Добраться до Питера, найти гостиницу, отсидеться там сколько осталось до обратного рейса. А сколько осталось? Он начал считать: получалось больше недели. Может, получится обменять билет? Поезд замедлил ход, дернулся вбок на стрелке, еще раз, еще… Станция.

— Веник! — позвал его от двери вовочкин голос. — Кончай дрыхнуть, спускайся, мы уже в России!

— Да-да, батенька, в Ауссии! — фальцетом подтвердил коротышка. — Все-таки в плобиованном вагоне надежней всего!

Веня спрыгнул вниз. Пока он спал, Вовочка изрядно поработал граблями и лопатой: пол вагона был относительно чист, аккуратная куча навоза высилась возле пока еще закрытых дверей. Вовочка и коротышка сидели рядом на перевернутых ведрах.

— Вот, смотри, — Вовочка кивнул на кучу. — Готовы сдать ценное удобрение на благо полей нашей Родины.

— Ага, — ядовито заметил Веня. — Вечно вам всякого дерьма нашлют в пломбированных вагонах. А вы и рады: «гео мания нам поможет!»

— Гео мания? — коротышка презрительно фыркнул. — Чуйки. Деянь неузкая!

— Что я слышу? — изумился Веня. — Какая крутая смена генеральной линии партии! И все в течение одних только суток! Вы поистине великий тактик, дитятко!

— Да-с, батенька, — парировал коротышка. — Тактика — это все! Никогда не был начетчиком и аабом идеологии.

— Араб идеологии… — хмыкнул Веня. — Любопытно, любопытно…

— Ты неправильно переводишь! — возмутился Вовочка. — Владимир Ильич сказал: «никогда не был рабом идеологии»!

— Ничего, ничего, товаищ Вознесенский, — остановил его коротышка. — Жидки-толмачи тем и замечательны, что иногда выдают весьма любопытные идеи. Весьма!

Снаружи послушался звук шагов, затем загремел засов, дверь поползла в сторону, и в образовавшуюся щель просунулась косматая голова Фиксы.

— Живы? — поинтересовался он. — Ну и молодца. Сейчас погонят без остановок до Острова. Как реку проедем, так можно говно сбрасывать. Своя земля… Расея…

По составу прошла дрожь, поезд тронулся, и Фикса спрыгнул с подножки, торопясь вернуться в свой вагон.

— Вовик, — сказал Веня. — Ты еще долго тут сидеть собираешься?

Вовочка пожал плечами.

— А чем тебе тут плохо? До Питера доедем, а там спрячемся.

— Я прятаться не собираюсь, — твердо сказал Веня. — Мне домой надо. Дальше играйте без меня.

— Да? Что ты говоришь? — иронически протянул Вовочка. — А не подскажет ли господин Котлер, как у него дело обстоит с документами? Паспорт, билет? Может, все это у господина в кармане? Тогда-то, конечно, проблем нету. Тогда-то, пускай господин едет, куда ему надо, а мы, дураки сиволапые, здеся останемся, наши игры играть…

Веня опустил голову. Его документы и багаж остались в Вадиковом дворце, в Лисьем Носу.

— То-то же… — ухмыльнулся Вовочка. — Хочешь уходить — уходи, силой никто тебя не держит. Только зачем? Куда ты такой, беспаспортный и вонючий, пойдешь? В ментовку, на нары? Кончай дурить, Веник. У тебя до рейса еще больше недели, время есть. Доберемся до безопасного места, осмотримся, а потом и документы твои вытащим. Обещаю.

— И где же это безопасное место?

Вовочка снова пожал плечами.

— Ну, не знаю…

Поезд набрал ход, станция кончилась, за открытой дверью вагона замелькала свежая весенняя зелень придорожных рощиц.

— Йазлив! — вдруг выпалил коротышка. — Чудное место. Заляжем в шалаше. Как косцы.

— А что? — поддержал его Вовочка. — Разлив — место надежное, проверенное. Поезду нашему по пути и от Лисьего Носа близко.

— Да вы сдурели… — сказал Веня с досадой. — Ну какие косцы в апреле?

— Косцы-то, может, и никакие, а вот за туристов с палаткой всегда можно сойти. — возразил Вовочка. — Или за бомжей. Да и кто мы сейчас есть, как не бомжи? Ты посмотри на себя: грязный, оборванный, весь в дерьме, вонь несусветная. Ну куда тебе деться, кроме как в шалаш? В общем, вариант с Разливом хороший, не хуже других. А в чем-то даже и лучше.

— В чем это?

Вовочка поднял на него глаза, и Веня снова увидел в них давешний лихорадочный блеск.

— Тебе не понять, — сказал он тихо, но с расстановкой. — Ты не веришь.

— Во что?

— В символику. В эту символику. Неужели ты не обратил внимание, как все складывается? Сначала воскрешение, потом спасение, потом возвращение в Россию в пломбированном вагоне, теперь — Разлив. Все, как тогда.