Алекс Тарн - Украсть Ленина

Давайте-ка еще по одной, чтобы сердце уцелело, чтобы не раздавило на сжатии скомканную душу, чтобы не разорвало на расширении ставшую вдруг тесной грудную клетку!

Они пили сосредоточенно, молча, из одного стакана, найденного здесь же, аккуратно насаженного кем-то человеколюбивым на сучок ближнего деревца. Им не требовались слова — зачем слова близнецам, сидящим на одной пуповине, которая перекачивает от сердца к сердцу общую кровь? Они просто сидели рядом, уставившись, как в зеркало, в темную глубину чащи, состоящей из древесных стволов, каменных обелисков и надгробий, похожих на пни.

«Немые, что ли?» — подумала Лакримоза. Она смотрела на четверых странных бухариков сквозь щель полуразрушенного склепа, расположенного метрах в пяти от площадки. Немые обычно еще и глухи… может быть, и эти — тоже? Бухарики сидели спиной, и, в случае их глухоты, можно было бы без опаски попробовать выбраться из склепа и дать деру. Лакримоза бегала быстро, а уж кладбище знала, как свою левую руку, то есть, наизусть, до самой тоненькой незаметной веночки.

Она подобрала камешек и бросила в сторонку — проверить. Нет, блин, все четверо, как по команде, повернули головы в направление шума, а один, приземистый и краснорожий, даже мазнул голубенькими глазками по стенке, за которой она пряталась. Мазнул и отвернулся, ничего не заметил, бомж поганый. А может, и не бомж… сейчас сам черт не разберет: бомжи теперь всякие бывают, иной раз и одеты прикольно, так сразу и не скажешь. Выйти, что ли? Типа, как со шлангом: мол, я тут клумбу поливаю, никого не трогаю… Да… выйдешь, а они тебя — цап! Вдруг это и не бомжи вовсе, а педофилы? Возраст как раз соответствует: стариканы слюнявые. Лакримоза посомневалась и решила пока не выходить, потерпеть. Хотя малая нужда уже припирала самым серьезным образом.

Можно было бы надуть лужу прямо здесь, в склепе, но это выходило совсем не готично, особенно учитывая то, что Лакримоза провела в этой могиле целую ночь. Скелета там, правда, уже не сохранилось… да что скелета — ни единой косточки не осталось: все пиплы растащили. До чего дошло: на всем кладбище негде с мертвецом переночевать! Могилы, блин, пустыми стоят. Она так и сказала вчера Асмодею, когда он по ходу хлестаться начал, что ночевал в могиле рядом с тремя шестами. Чего интересного спать в гробу без скелета? Что тут такого готичного? Вот если бы рядом череп лежал, это, понятно, жесть. А так — ерунда.

Но Асмодей не соглашался. Он сказал, что разоренные могилы это, наоборот, самая крутая готика, потому что дух мертвеца по ходу хочет туда вернуться, и если обнаружит, что место занято, то может такой трабл устроить, что мало не покажется. Это звучало убедительно, но Лакримоза уже начала прикалываться, а если она начинала прикалываться, то никогда не могла вовремя остановиться — такой характер. Плюс ко всему, она была ужасно зла на Дарк Мага, который снова испугался и убежал в самый последний момент, хотя на этот раз никто не мешал, они лежали в сторонке рядышком, и Лакримоза уже держала его за самое то, а другой рукой доставала презик. Ну почему ей так не везет на парней? Эдак недолго и в старых девах остаться!

Как известно, настоящие готы больше всего на свете любят бухать и трахаться, и, если первое никогда не представляло для нее проблемы, то со вторым пока что получался полный прокол, то есть, его буквальное отсутствие. Это в пятнадцать-то лет! Джульетта в ее годы уже дрючилась со своим Ромео, как кошка, ночь напролет. Вот уж готичная девка, настоящая жесть! И трахалась, и в депрессии зависала, и в склепе столько ночей провела, а в конце еще и зарезалась! Настоящим кинжалом! Обалдеть. Лакримозе до нее далеко, это точно. Не везет, просто не везет. Дарк Маг, хотя и классный системный пипл, но по траху еще полный козел, особенно, в сравнении с Ромео.

В общем, после того, как Дарк Маг, так ничего и не сделав, сбежал к общему костру, Лакримоза со злости напилась действительно не по-детски, а потом еще спьяну начала прикалываться над Асмодеем и его ночевкой. Мол, подумаешь — переночевал; мол, хрень это полная, а не ночевка, ничего страшного, смех да и только. И тогда змей Асмодей сперва поутих, дал ей наговориться вволю, влезть в западню обеими ногами, а потом ужалил: «Вот и договорились, Кризочка, в эту ночь ты спишь тут одна-одинешенька. Вон в этом склепике. То-то повеселишься… А мы назавтра на тебя посмотреть придем, тогда уже вместе посмеемся. Годится?»

Тут еще не поздно было откатить, и Лакримоза уже открыла рот, чтобы позорно отшутиться, но в это время снова попался ей на глаза трусливый козел Дарк Маг, и язык сам произнес гордое, беззаботное и безрассудное: «Годится! Только никакая я тебе не Кризочка. Меня зовут Лакримоза. Въезжаете, козлы?» Вообще-то с рождения ее звали Наташкой, но только до тех пор, пока Дарк Маг, про которого тогда еще не было известно, что никакой он не Дарк Маг, а просто трусливый козел, не привел ее на первую вписку, где она стала настоящим готом, почти, как Джульетта. Почти… за исключением траха.