Владимир Черепнин: Сборник рассказов

Только мы собрались в кабинет войти, тут медсестра:

— Мамаша, Вам туда не положено.

Глупая. Не понимает, чем рискует. Говорю:

— С вашими положениями мы потом разберемся, а пока отойди с дороги.

Оказалось, она не просто глупая, а сумасшедшая.

— Не пущу, — говорит, — и все тут! Поймите, мамаша, у вас взрослый сын, самостоятельный. Зачем вы его позорите? Посмотрите, как он покраснел от стыда.

— Он не покраснел, а раскраснелся. После сауны. Или ты думаешь, что только у Евдокимова после бани рожа красная? Отхлынь в сторону, последний раз говорю.

Поразвели бездельниц. У каждого доктора своя медсестра. Ни фига не делают, только из кабинета в кабинет шастают, карточки переносят. Словно врачу самому трудно задницу от стула оторвать. Вот и получается, что от медсестер — только вред сплошной. Во-первых, на них тратятся огромные бюджетные средства. А, во-вторых, врачи, вместо того, чтобы пациентами заниматься, друг у дружки геморрой лечат, из-за сидячего образа жизни. Вот кому в армию идти надо. Давно пора перенимать опыт зарубежных государств, в которых женщины-военнослужащие наравне с мужиками терпят все тяготы и лишения. Глядишь, тогда бы и моего малютку трогать не стали бы. Сами посудите, как он при росте всего метр девяносто и ста килограммах веса будет там один, без мамы?

А эта корова не унимается и продолжает «нопасаранить», мол, никто, кому не положено, не пройдет.

— Не пущу, Вас, мамаша. Вы туда пройдете только через мой труп.

— Труп не труп, а далеко ли отсюда травматология или, лучше, реанимация?

— А Вам зачем?

— Мне-то ни к чему, а вот тебе, если сейчас же не пропустишь, обязательно потребуется. У меня с арифметикой туговато было, так что считать ни до трех, ни, тем более, до пяти, я не буду.

Медсестре повезло. Она мне поверила.

Входим в кабинет. Доктор сыну одно ухо заткнул, а в другое шепчет:

— Шестьдесят четыре.

А Димочка, молодец:

— Ась?

Врач другое ухо проверяет:

— Семьдесят два.

— Ась?

Через десять минут эскулап спрашивает у меня:

— Ваш сын глухой?

— С детства, — подтверждаю.

— Ладно, — говорит, — теперь посмотрим горлышко. Открой рот.

Димочка открыл.

— Здесь все нормально. А нос хорошо дышит?

Сын отвечает:

— Отлично.

— Выходит ты слышишь?

— Ась?

Не знаю почему, однако лор признал Димочку годным симулянтом, а меня обманщицей. Но ничего, впереди еще много кабинетов.

Вообще-то, я ненавижу сплетниц. Одно дело, когда с подругами поделяешься последними новостями об общих знакомых и делаешь соответствующие выводы, и совсем другое, когда обо мне разносят невероятные слухи. Но на сей раз, сплетни сыграли благоприятную роль. Та ухо-горло-носовая корова, что пыталась меня не пропустить, разнесла всем своим товаркам, что со мной лучше не связываться. И во все остальные кабинеты я проходила беспрепятственно.

У хирурга Димочка заявил, что у него переломан позвоночник. Я подтвердила:

— В трех местах.

— Это ничего. Я таблеточки выпишу, все пройдет. Ты давай, быстрей показывай! — И уставился горящими глазами сыну в низ живота.

У нас с Димочкой одновременно зародилось подозрение, что хирург имеет небесный оттенок, в смысле, голубой. Мы хором заявили, что больше жалоб нет, и что позвоночник прошел сам собой, и поспешили покинуть опасный кабинет.

У невропатолога сын изобразил падучую, да так талантливо, что даже я залюбовалась и поверила.

Доктор подпрыгнул от счастья.

— Гордитесь, мамаша! Вашего сына ожидает великое будущее! Македонский, Цезарь, да, вообще, все великие полководцы были эпилептиками!

И написал: «Годен!!! Даже очень!!!»

Перед кабинетом психиатра, я провела небольшой инструктаж:

— Я тебе тут болезнь выдумала. Как только я из кабинета выйду, изображай панический ужас. И, главное, помни: у тебя очень маленький «Ай Кью».

— Обижаешь, мама. Ты мой «Ай Кью» последний раз видела, когда меня в детской ванночке купала, а с тех пор он о-го-го, как вырос!

И разулыбался, глупо так. Какой талант пропадает! Ведь отлично знает, что речь идет об интеллектуальном коэффициенте, а как быстро в роль вошел. Ему бы не в армию, а в театральное.

Доктор почему-то решил проявить принципиальность.

— Покиньте, мамаша, помещение. Я должен побеседовать с призывником наедине.

— Знаю я ваши тет-а-теты! От хирурга еле ноги унесли.

— Гм… Мы в курсе проблемы коллеги и стараемся помочь ему. Но здесь вы можете не волноваться. Я — не такой. А если точнее, то, вообще, никакой. В этом смысле. Поотморозил я себе все там… Так что, пожалуйста, выйдите.