— На имя графа Микаэля фон Темпельхейма.
— Пишите, — приказал гроссмейстер, побагровев от ярости.
— Кроме того, я выражаю надежду, что, провожая меня, вы воздадите мне все почести, подобающие моему высокому сану.
— Разумеется.
— Пушечный салют…
— Несомненно.
— Духовой оркестр и звон колоколов…
— Ничего нет проще.
— Далее, вы предоставите в мое распоряжение большую соборную карету, запряженную четырьмя соборными быками.
— Пишите, господин секретарь, — сказал гроссмейстер. Он пылал, кипел и дрожал от гнева.
— Провизии на неделю!
— Пишите.
— Семь окороков. Четырнадцать хлебов. Три круга сыра, в том числе один круг копченого, который мне особенно понравился.
— Пишите.
— Бочку моего бесподобного соборного вина. Святой капитул окаменел.
— Затем плащи и ковры. Вы согласитесь, что без этого мне в дороге не обойтись?
— Вы записали, господин секретарь?
— На покрытие дорожных расходов я беру из моих соборных сбережений оба бочонка с золотом.
Капитул содрогнулся, однако святой Йорген спокойно посмотрел на всех и добавил:
— Так что потрудитесь, господин казначей, списать оба бочонка в расход, и сделайте соответствующую отметку в соборных ведомостях, которыйе я имел удовольствие просмотреть сегодня утром.
Казначей покраснел и что-то пробормотал.
— Взамен я оставляю вам свой святой, запятнанный кровью плащ, хотя, к своей неописуемой радости, я убедился, что у вас есть еще два великолепных плаща… в угловом шкафу (тягостное молчание), что свидетельствует о вашей величайшей щепетильности и предусмотрительности… Однако, по-моему, вы поступаете более чем опрометчиво, пуская на тряпки старые плащи и вытирая ими пол в винном погребе… Приготовьте мне багаж, а я тем временем попрощаюсь с моими возлюбленными паломниками.
И он величественно повернулся к ним спиной.
Святые отцы поклонились ему как можно естественнее, они краснели, бледнели, жилтели, зеленели, скрипели зубами — но все-таки поклонились и тотчас жи начали, перешептываясь, собирать в дорогу благородного графа фон Темпельхейма.
Они очень торопились, ибо граф должен был отбыть до того, как в город нагрянут стражники курфюрста.
Между тем святой, приветствуемый толпами паломников, приготовился произнести свою прощальную речь.
И со всех сторон к нему хлынули толпы паломников, опрокидывая столы и скамьи. Телеги перевертывались, калеки падали, а костыли их ломались на куски.
Каждый старался пробраться поближе к святому Йоргену, люди топтали друг друга и ступали по упавшим — только бы протиснуться вперед, чтобы лучше видеть и слышать. Наконец-то будет говорить сам святой Йорген, наконец-то наступил великий миг, которого все так ждали, и его святой, достославный голос прозвучит в этом городе впервые после трехсотлетнего перерыва. Лишь незначительная часть этой огромной толпы слышала его вчера в Соборной роще, и совсем немногие смогли разобрать, о чем он говорил с Коронным вором возле статуи, однако об этих выступлениях святого ходили самые удивительные слухи.
Наконец огромная толпа притихла. Люди стояли возле лестницы Горюй и слушали. Люди толпились на троне висельников. Горный склон, спускающийся к источнику, был сплошным волнующимся морем людским. Стена, окружавшая сад гроссмейстера, казалась черной от людей. Богомольцами была забита вся Аллея первосвященников до самого моста, а на крышах и дымовых трубах устроились паломники помоложе и смотрели во все глаза. На пирамидальном тополе портного Курстена чернели целые грозди слушателей; неожиданно с глухим треском сломался самый большой сук, и с десяток юных приверженцев святого Йоргена рухнули в каменоломню.
Наконец воцарилась тишина, и все головы повернулись к святому Йоргену, стоявшему на склоне холма в чудотворном плаще. Богомольцы видели, как он сделал несколько шагов, худощавый, небольшого роста, — и все-таки святой, настоящий, прославленный в веках святой! И он стоял совсем рядом с ними!
И прежде чем они успели что-нибудь сообразить, старый Тобиас из Нокебю — прославленный вождь паломников, тот самый, перед крыльцом которого лежит огромная куча навоза, — вдруг затянул дребезжащим голосом:
Добрый Йорген к нам пришел…
Момент был подходящий. Словно грохочущая лавина, псалом захлестнул всю эту гигантскую толпу. Религиозный экстаз охватил тысячи тысяч паломников и словно пламенем спаял их в одно огромное монолитное существо, в единую массу, бездумно и тупо ликующую и славословящую святого Йоргена, распростершуюся у его ног, готовую слепо внимать его словам и повиноваться его воле. По всеобщему мнению, то была великая минута, минута, ради которой стоит жить, нечто незабываемое, и каждый из присутствующих, вернувшись домой, сохранил на всю жизнь воспоминания об этой минуте, как о величайшем событии в своей жизни.
Читать дальше