Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

— Что такое? — проговорил дядя сдавленным голосом, словно страдая от душевной раны, как, видимо, и обстояло дело в действительности. — Что? Что? Что?..

Я понял, что это может затянуться на продолжительное время, и рискнул вмешаться.

— Это пожар, — пояснил я.

— Что значит — пожар?

Как это доступнее объяснить, я не знал.

— Пожар, — просто повторил я и указал рукой на горящее здание, как бы говоря: «Смотрите сами». — Как поживаете, дядя Перси? Вы прекрасно выглядите

Последнее было неправдой, и сама моя попытка разрядить атмосферу сладкой лестью не принесла желаемого результата. Он устремил на меня страдальческий взор, в котором содержание родственной любви приближалось к нулю, и глухим, безнадежным голосом воскликнул:

— Я должен был это предвидеть! Меня предупреждали, что получится, если выпустить здесь на волю такого сумасшедшего, как ты. Я мог бы догадаться, что прежде всего, даже не успев распаковать вещи, ты сожжешь этот несчастный дом.

— Не я, — уточнил я, не желая присваивать чужие заслуги. — Эдвин.

— Эдвин? Мой сын?

— Да, я знаю, — сочувственно проговорил я. — Печально, но факт. Он ваш сын. Он наводил порядок в доме.

— От того, что наводишь порядок, дом не загорится.

— Загорится, если использовать порох.

— Порох?

— Похоже, он взорвал пару бочонков в печной трубе, чтобы ей неповадно было накапливать сажу.

Естественно, я ожидал, как и всякий на моем месте, что это откровенное объяснение оправдает меня в его глазах, и он отпустит меня без единого пятна на репутации, исключив в дальнейшем всякие личные выпады в мой адрес. Я думал, он извинится и возьмет назад ту шутку насчет сумасшедшего, а я благородно приму его извинения, и мы с ним оба, как два старых друга, покачаем головами и потолкуем про горячность молодого поколения.

Но ничего подобного. Он продолжал взирать на меня укоризненным взглядом, который мне так не понравился с самого начала.

— Какого черта ты дал мальчику порох?

Вижу, у него осталось неверное представление.

— Я не давал мальчику порох.

— Только прирожденный идиот может отдать в руки ребенка порох. Во всей Англии не найдется другого человека, который бы не понимал, что произойдет, если в руках у ребенка окажется порох. Ты соображаешь, что наделал? Тебя затем только сюда и доставили, чтобы мне было где устроить встречу с одним знакомым для обсуждения некоторых вопросов, представляющих взаимный интерес, — и вот, посмотрите, пожалуйста. Как вам это нравится?

— Н-да, неважно получилось, — вынужден был признать я как раз в тот момент, когда провалилась крыша, взметнув к небу сноп искр, от которых на наших лицах заиграл здоровый румянец.

— Залить пламя водой ты, конечно, не догадался?

— Эдвин догадался. Но это оказался керосин. Дядя вытаращился на меня с ужасом.

— Ты хочешь сказать, что пытался залить огонь керосином? Тебя надо определить в сумасшедший дом. Я займусь этим, как только подыщу необходимых специалистов.

Вести с ним разговор было особенно трудно потому, что он, как вы, должно быть, заметили, никак не мог сообразить, кто во всей этой истории сыграл главную роль, и какую именно. Такие люди, как он, слышат только два первых слова из того, что им говорят, — привык, должно быть, председательствуя на заседаниях правления, давить в зародыше речи акционеров.

Я еще раз попытался втолковать ему, что всю, так сказать, черную работу выполнил Эдвин, а Бертрам всего лишь без злого умысла стоял и смотрел. Но до него не доходило. Он так и остался при твердом убеждении, что мы с его мальчишкой совместно составили кворум, подорвали домик порохом, а потом еще поддерживали горение, систематически подливая керосин и подбадривая друг друга ибо на всякой работе, как говорится, вся сила — в коллективе.

На прощание он велел мне прислать к нему Дживса, как только тот объявится, и сказал, что меня, конечно, нельзя оставлять на свободе, добавив, что хорошо бы — хотя тут я с ним решительно не согласен — мне было сейчас лет на десять меньше, тогда бы он мог задать мне жару своим охотничьим хлыстом. А затем удалился, предоставив меня одиноким раздумьям.

Раздумья мои, сами понимаете, были не из приятных. Однако они не затянулись: я успел уделить им не больше двух минут, когда неподалеку послышались пыхтение и лязг, и глазам предстало транспортное средство, которое не могло быть ни чем иным, как вокзальным такси. На крыше у него возвышались чемоданы, а при ближайшем рассмотрении оказалось, что из бокового окна торчит Дживс.