Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

Эта моя родственница принадлежит к числу людей, которые, подобно Наполеону, если я его ни с кем не путаю, считают любую неудачу непростительной и не желают слушать никаких, даже самых убедительных оправданий. Если тетя Агата поручила вам передать ее падчерице пакетик с брошью, а вы его потеряли, бесполезно убеждать почтенную родственницу, что такова была Божья воля, чтобы вы споткнулись о непредусмотренное ведро, и пакетик вытряхнулся из вашего кармана. Пусть вы всего лишь беспомощная игрушка в руках рока, все равно кары не избежать.

Если бы чертова брошка не нашлась, разговорам бы конца не было. От этого случая повелось бы новое летоисчисление, О мировых катаклизмах говорилось бы, что они произошли «как раз тогда, когда Берти потерял брошь», или «вскоре после того, как Берти так оскандалился с подарком для Флоренс». Моя тетя Агата вроде слона — не внешне, с виду-то она скорее напоминает тонко воспитанного стервятника, — а потому что никогда ничего не забывает.

Я стоял, опираясь на калитку, и в душе у меня кипели добрые чувства к Эдвину. Как же я мог все это время видеть в нем лишь маленького востроносого безобразника и ничего больше? И уже собрался было перейти к обдумыванию вопроса о том, не купить ли ему подарок за примерно: поведение, как вдруг раздался взрыв, я обернулся и увидел, что «Укромный уголок» весь охвачен пламенем.

Я страшно удивился.

Конечно, полюбоваться хорошим пожаром всякому приятно, и поначалу я просто стоял и отчужденно рассматривал эту красочную картину всесожжения. Пожар был многообещающий. Уже полыхала тростниковая кровля, казалось еще немного, и вся эта старинная музейная постройка, прогнившая и высушенная, как трут, засучит рукава и возьмется за дело всерьез. Так что минуты две я просто стоял и мирно любовался.

Но немного погодя восторг мой умерила некая тревожная мысль: а ведь юный Эдвин, когда я его последний раз наблюдал, направлялся, между прочим, в кухню. А следовательно, он вполне может и сейчас там находиться, и если по соответствующим каналам не будут приняты срочные меры, он вскоре окажется непригоден для дальнейшего общения. Следом пришла еще более беспокойная мысль: единственное присутствующее лицо, от которого можно ожидать героических действий по детскому спасению, это старина Вустер.

Я погрузился в размышления. Надеюсь, вы не будете спорить, что вообще-то я человек довольно бесстрашный, но тут, признаюсь, что-то меня останавливало. Помимо всего прочего, мое отношение к данному отроку, которому сейчас грозила опасность быть изжаренным с обеих сторон, опять круто переменилось.

Если помните, незадолго перед тем я думал о юном Эдвине благожелательно и даже был близок к мысли купить ему какой-нибудь недорогой подарок. Но сейчас я снова видел его в осудительном свете. Ведь последнему тупице ясно, что это его сомнительная деятельность привела к воспламенению, и поэтому меня тянуло оставить все как есть и не вмешиваться.

Однако положение было такое, про которое говорят, что оно обязывает, и поэтому я решил совершить благородный поступок, скинул пиджак, отшвырнул подальше и уже приготовился нырнуть в горящее здание, хотя и досадно было, что приходится мазаться сажей в угоду паршивому мальчишке, который в изжаренном виде стал бы только лучше, как вдруг он появляется. Закопченный и без бровей, но в остальном — хоть бы хны. Скорее даже довольный, чем испуганный.

— Ух ты! — произнес он с гордостью. — Здорово рвануло, а?

Я строго взглянул на него.

— Что ты, черт подери, там натворил, немыслимое юное чудовище? — спросил я. — Что это был за взрыв?

— Дымоход в кухне бабахнул. В нем было полно сажи, и я положил туда пороху. Должно быть, чересчур много сунул. Потому что раздался жуткий грохот, и все вроде как запылало. Ух ты! То-то смеху было!

— Ты что же, не мог водой залить?

— Я залил. Но это оказалась не вода, а керосин.

Я схватился за голову. Меня обуяло страшное волнение. Только теперь я вдруг сообразил, что дом, обреченный у меня на глазах рассыпаться пеплом на погребальном костре, — это летняя стоянка Вустера, и во мне проснулся дух квартиросъемщика. Меня отчаянно подмывало всыпать дубиной полдюжины горячих этому мерзкому юнцу. Но как отлупишь ребенка с опаленными бровями? Да и дубины у меня при себе не было.

— Ну и натворил ты тут бед, — сказал я ему.

— Вышло не совсем так, как я рассчитывал, — согласился он. — Но мне необходимо было сделать доброе дело за прошлую пятницу.