Леди Дафна заморгала, точно ее шлепнули мокрым полотенцем по физиономии, и, дыша гневом, обратилась к молодому сквайру. Вообще-то ей можно посочувствовать: разве приятно матери, когда ее единственная дочь выходит замуж за того, в ком она, мать, всегда видела лишь пятно на роде человеческом?
— Эсмонд! Это что, правда??!
Если бы это она ко мне адресовалась таким образом, я бы, наверно, вскарабкался по стенке и спрятался от нее на люстре, но Эсмонд Хаддок не дрогнул. Он проявил полное бесстрашие. Совсем как тот тип в военной форме на афише цирка — знаете, который стоит один, презирая смерть, а на него кровожадно скалятся хищные цари зверей числом с целую дюжину.
— Совершенная правда, — ответил он. — И пожалуйста, больше никаких обсуждений и пререканий по этому поводу. Я поступил, как счел правильным, и вопрос исчерпан. Молчите, тетя Дафна. Тоном ниже, тетя Эммелина. Тихо, тетя Шарлотта. Воздержитесь, тетя Гарриет. Тетя Мертл, возьмите носок и употребите его как кляп. Расшумелись, ей-богу, никто не поверит, что я тут хозяин дома и глава семьи, и что мое слово — закон. Вам, может быть, неизвестно, а вот в Турции за такое нарушение субординации, всякие там попытки приказывать хозяину дома и главе семьи, вас давно бы уже задушили тетивой и вышвырнули в воды Босфора. Тетя Дафна, я вас предупредил. Еще раз вякнете, тетя Мертл, и я лишу вас карманных денег. Так, — сказал Эсмонд Хаддок, добившись наконец тишины. — Теперь вот что. Я поддержал матримониальные намерения Гертруды потому, что тот, кого она полюбила, — прекрасный человек. Мне это известно непосредственно от его сестры Коры-Тараторы, которая отзывается о нем самым наилучшим образом. Да, и кстати сказать, пока я не забыл, его сестра Таратора и я, мы тоже собираемся пожениться. Правильно я говорю?
— До мельчайших подробностей, — подтвердила Таратора, глядя на него сияющими глазами. Казалось, ей бы сейчас столик и фотографию в рамочке, и она бы запела знаменитый романс «Мой герой».
— Ну, будет, успокоились, — миролюбиво произнес Эсмонд, когда замерли вопли присутствующих. — Нет никаких причин расстраиваться. Вашу жизнь, мои старушки, это нисколько не затронет. Вы как жили здесь, так и будете жить, если, по-вашему, это можно назвать жизнью. Единственно только, в вашем распоряжении станет одним Хаддоком меньше. Я намерен сопровождать мою жену в Голливуд. Ну, а когда она отработает там свой контракт, мы поставим себе избушку где-нибудь в деревенской местности и будем растить свиней, коров и так далее. Кажется, я все предусмотрел?
Тараторка ответила, что да, все.
— Отлично, — сказал Эсмонд. — В таком случае, как насчет небольшой прогулки ночью при луне?
И он повел Тараторку через распахнутую дверь в сад, обнимая ее и целуя по ходу движения, а я бочком, бочком вышел в холл и поднялся по лестнице к себе в комнату. Можно было, конечно, при желании еще остаться поболтать с тетями, но мне почему-то не хотелось.
Первое, что я сделал, очутившись в уединении, это взял карандаш с бумагой и подвел общий баланс, а именно:
Разлученные сердца:
1. Эсмонд
2. Тараторка
3. Гасси
4. Мадлен
5. Полицейский Доббс
6. Куини
7. Китекэт
8. Гертруда
Воссоединенные сердца:
1. Эсмонд
2. Тараторка
3. Гасси
4. Мадлен
5. Полицейский Доббс
6. Куини
7. Китекэт
8. Гертруда
Все сошлось одно к одному, без сучка и задоринки. Никаких повисших концов, никаких остатков. Скупо, по-мужски вздохнув, — ибо ничто так не трогает душу порядочного мужчины, как соединение разлученных любящих сердец, особенно весенней порой, — я отложил письменные принадлежности и уже было улегся в постель, как вдруг, мерцая и вея, явился Дживс.
— А-а, Дживс, привет, привет, — сердечно встретил я его. — Я как раз подумал, не заглянете ли вы. Знаменательная ночь, а?
— Чрезвычайно, сэр.
Я показал ему подведенный баланс.
— Как по-вашему, тут все точно?
— Все, сэр.
— Приятно сознавать, а?
— В высшей степени, сэр.
— И это все опять благодаря вашим неутомимым стараниям.
— Спасибо на добром слове, сэр.
— Ну, что вы, Дживс. Заносим на доску ваш очередной триумф. Признаюсь, была минута, когда вы засвидетельствовали алиби Гасси, я уж было усомнился, правильно ли вы поступаете, мне показалось, будто вы подставляете Китекэта. Но потом, по здравом размышлении, я понял, в чем ваш замысел. Вы решили, что если Китекэту будет угрожать тюремное заключение, Гертруда Винкворт забудет обиды и сплотится вокруг него, ее нежное сердце растает от его страданий. Я прав?
Читать дальше