Николай Ватанов: Метелица

Очень важно при всяких жизненных огорчениях уметь находить подходящее утешение. В данном случае таким утешением, очевидно, мог быть лишь дикий грэйпфрут. Но когда мой сосед, томно прошептав: — Господи, за что? — стремительно склонился долу, — грэйпфрут перестал действовать. Я быстро оделся и по раскачивающимся, железным трапам вывинтился на палубу. Наверху бесновались стихии: дико завывал ветер, со всех сторон хлестало водой. Наш корабль храбрых «генерал Мюр», по непонятным для меня причинам, еще держался на волнах и даже пытался двигаться вперед. Судорожно уцепившись за протянутый канат, я стал пробираться по скользкой, вздымающейся палубе. В это время меня из темноты окликнул простуженный бас:

— Зайдите сюда, господин. Сохранитесь немного.

В затишке примостился на спасательных кругах большой, бородатый мужчина. Когда я присел рядом и мы закурили, незнакомец печально проговорил:

— Плывем! Зачем и куда неизвестно!

— Гм… надеюсь, что в Америку!

— А для чего??

— На это трудней ответить. По-видимому, чтобы там, в Америке, начать новую, более счастливую, жизнь.

Незнакомец вздохнул и сильно задымил трубкой. После длительной паузы он заговорил снова: — Вспомнил я сейчас тоже о новой, счастливой жизни, недавнюю быль… Если угодно перескажу, все равно в каюте спать невозможно.

— Сделайте одолжение.

— Было это еще «там», в тридцатых годах — начал незнакомец свою быль. — Похоронил я тогда свою жену и вскоре выдал замуж единственную дочку Наташку. Зятёк попался с положением — помощник начальника станции Нахичевань-Донская. И мне вышла невдалеке от них позиция, при разъезде 2-Бис. Полотно пробегало здесь по высокому холму. От города нас отделяли непролазные овраги и буераки. По другую сторону холма протекала болотистая реченка, за ней лежал поселок, извините, Непечатный (названный так начальством взамен неприличного местного названьица). Место пустынное и с непривычки немного страшное. На самом же деле самое безопасное. Своя босота нас не трогала и стеной стояла против городской. Сослуживцы попались мирные, особенно сдружился я с ночным сторожем отцом Феофилом, из расклобученных монахов. Любили мы с ним пройтись вечерком по путям. Ветерок с Дона свежий дует, солнышко красное закатывается.

— Хорошо, говорю, у нас. От людей далеко, к Богу близко.

— Да, — отвечает отец Феофил, — очень хорошо. Мы здесь вроде заживо погребенные.

Завели мы огород, птицу разную, даже поросенка совместно приобрели. Ну, думаю, спасибо, здесь мне на покое и доживать. Но не та была, видно, воля Божья. Приходит однажды отец Феофил, или в миру Федор Павлович, рассказывает, что только-что слыхал по радио, что Сталин объявил о наступлении счастливой жизни. Помните: «жить стало лучше, жить стало веселей». Напрасно, говорю?, Федор Павлович, себя расстраиваете, нас на полустанке счастливая жизнь может и не коснется. Нет, отвечает, не судите, милчеловек, столь легкомысленно: если из Кремля воспоследовало такое вещание, то всем к беде. Не поверил я тогда, но вскоре убедился, что он был совершенно прав. Приезжает дня через три на дрезине зятек Теодор, или попросту, Тодька. В фуражке с красным околышком — значит по должности. Вначале то да се, как поживаете, мол, папаша и тому подобное. Потом началась критика. На таком-то километре надо столбики подбелить, там-то канавку почистить.

— Воронежский скорый мимо пробегает, а у вас, папаша, в окнах по фронту канареечная птица и герань стоит, что царское мещанство. Читали, небось, газеты, что теперь красивая, зажиточная жизнь на первом плане, значит всякое обилие.

— Какое же, говорю, я тебе еще обилие выставлю?! Разве поросенка за ножку в окне привяжу?!

Поморщился. — Опять, папаша, отвечает, совсем не то. Экий вы, извините, политически неграмотный. Поймите, у вас полустанок, значит красный транспорт, а не сельская выставка. Герань и клетку немедленно уберите, в следующий раз я что-нибудь созвучное вам на витрину привезу. Потом при клубе кружок по изучению европейских танцев организовался.

— Ну и пляшите, говорю, вы люди молодые.

— Да нет же, отвечает, мы и вас, папаша, втянуть намерены. Хотим из вас выковать всесторонне-развитую социалистическую личность.

— Ты что, одурел что-ли?! — рассердился я. — Я за тебя, паршивца, дочку свою выдал, а ты ковать меня собрался! Иди с развитой социалистической личностью знаешь куда …