Николай Ватанов: Метелица

— Это обстоятельство само по себе и не так скверно, — промямлил я.

— Нет, скверно, — сказал Николай Николаевич. — Вскоре после женитьбы она стала меня называть папой, через месяц же, закрепив за собою жилплощадь, удрала с музыкантом.

— Они это любят, с музыкантами, — согласился я. — Однако не пойму, почему это вас огорчает? Удрала и слава Богу!

— Да это ведь только фигурально говорится, что удрала. Теперь удирать некуда, не царский режим! Напротив, на правах самостоятельного съемщика, она поделила мою комнату на две части и вселила на свою половину этого… жениха.

— Вот, говорит, папенька, ваш сектор, а за одеялами будет наш. Уютненько, правда? Я конечно, говорит, могла бы, пользуясь связями Володи, и вовсе вытурить вас с жилплощади, но по доброте душевной я решила вас наделить шестью квадратными метрами и одним окном. Пользуйтесь, посколько вы главбух и имели глупость в меня влюбиться.

— Не особенно посол о живете, Николай Николаевич, — посочувствовал я. — Теперь я понимаю, почему вас со службы не выгонишь… Однако, прошу, ваш ход!

В это время в соседней комнате не своим голосом, непрерывно, затрещал телефон.

— Иногородний вызов, — сказал Николай Николаевич и неохотно поднялся.

— Ну да — Паросила, — через минуту услыхал я разговор. — Но наш управляющий вовсе не Мамашкин, а Машкин.

— Ах, не все ли равно, — рассердилась телефонистка. — Не отходите от телефона и пошлите скорей за вашим Машкиным, его вызывают из Кремля по прямому проводу.

При последних словах меня подняло со стула и я помчался на второй этаж, где в Жакте Машкин занимал шикарную квартиру из двух комнат и собственного ватерклозета. Я стал ломиться в дверь, Машкин был в постели, но к счастью еще не заснул и немедленно, в одном белье, выбежал на лестницу.

— Что случилось, пожар? — спрашивал он,

— Нет, хуже! Но не волнуйтесь, не волнуйтесь, Иван Григорьевич, все обойдется, — старался я его успокоить. — Вас вызывает Кремль, по прямому!

Машкин еще настолько владел собою, что заскочил к себе, предупредил жену и накинул пиджачек. Только тогда мы побежали вниз.

— Дайте же полный свет, — крикнул Машкин, вбегая в контору. — Где? По которому?

У телефона была теперь московская девица, судя по тембру голоса — полная и миловидная блондинка,

— Кто говорит? Машкин? — спросила она,

— Так точно, — почему-то по военному отвечал наш старик. — Я Ма… машкин.

Услыша «Мамашкин», Николай Николаевич в досаде махнул рукой.

— С вами сейчас будет говорить председатель выставочного комитета товарищ Ульянов, — продолжала блондинка, — не отходите.

— Сам Ильич!! — содрогнулся Машкин и как-то странно закатил глаза.

— Покойник?? Не думаю! — резонно усомнился Николай Николаевич.

— Значит ихняя супруга, — быстро сообразил Машкин.

Николай Николаевич поднял было руку, чтобы перекрестить смущенного, но тотчас ее снова опустил, испугавшись, должно быть, что того может покарежить (как никак старый член партии!) и только строго сказал:

— Возьмите себя в руки, так дальше нельзя!

Мне Николай Николаевич шепнул, чтобы я сбегал в прихожую к походной аптечке за валерьяновыми каплями.

— И сами примите, на вас лица нет.

Не знаю, что бы могло случиться в ту страшную ночь, не будь с нами этого мужественного человека!

Когда я вернулся, разговор с предвыставкомом был в полном разгаре,

— Разрешите доложить, что шатун, или по нашему храпушка, виноват — храпик… — лепетал Машкин.

— Вы, дорогой товарищ, шутить, я вижу, вздумали?! — неслось из Кремля. — Срываете задание партии и правительства!! Анастас Иванович вас так храпанет… Вот кстати и он. — Поговорите, Анастас Иванович, сами с этим идиотом, — кому-то в сторону сказал Ульянов. — Эй, как вас там, товарищ Кашкин! Не отходите!

Тут телефон стал издавать какие-то странные, барабанные звуки.

— Гремит!! — в ужасе прошептал Машкин.

— Подуйте скорей в трубку, — посоветовал главбух.

— Снова слышу… речь… — сообщил нам Машкин, светлея: — Материт!

— Прекрасно! Не возражайте, молча кланяйтесь, — наставлял Николай Николаевич.

Потом связь с потусторонним миром внезапно оборвалась и будничный голос телефонистки произнес:

— Разговор по прямому закончен, выключаю.

Товарищ Машкин в изнеможении рухнул на стул и стал пресс-папье промокать свою вспотевшую голову. Вскоре он вскочил и заметался по комнате.