Ганс Шерфиг - Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион

Среди всех этих круглых линий лектор с некоторым удивлением обнаружил в стенной нише четырехгранный ночной горшок.

С задумчивым видом сидел лектор Карелиус на деревянной скамеечке и разглядывал свою странную камеру. Несомненно, тюремщик, подавший когда-то чашу с ядом цикуты Сократу, заключенному в афинскую тюрьму, был гораздо любезнее, чем здешний тюремный служитель. «Благороднейшей души человек!» — воскликнул тогда Сократ. И лектор подумал о том, насколько изменились с тех пор времена и форма обращения с людьми. Он посмотрел на четырехугольный горшок и с трудом, когда стало уже невтерпеж, приноровился к нему.

Около девяти часов вечера с невероятным грохотом распахнулась дверь, и в камеру вошел тюремщик, гремя ключами. Лектор чинно встал, повернувшись спиной к окну, как было ему предписано.

— Ложитесь спать! — изрек служитель, отомкнул замок на прикрепленной к стене железной койке и опустил ее. — Покойной ночи, — уже уходя бросил он и хлопнул дверью.

— Покойной ночи, — вежливо ответил и Карелиус. Он был не в силах ни возмущаться, ни спорить.

Довольно неумело начал он стелить постель. Он вообще не привык к самостоятельности в быту и никак не мог сладить с простынями из грубого холста и с одеялами; вот бы посмотрела сейчас на него жена! Он снял пиджак и несколько минут стоял, держа его в руке и отыскивая глазами вешалку, но так и не нашел, и ему пришлось положить пиджак на скамеечку. Красиво и аккуратно сложил он там же свое белье, а пока он был погружен в это занятие, лампа на потолке вдруг погасла.

Лектор Карелиус с трудом взобрался на койку — на этот раз без привычной пижамы — и наконец пристроился между холщовыми простынями, насколько позволяли его синяки. Хотел было завести часы, но ведь их у него отобрали. Отпала также необходимость снимать очки.

Усталый и измученный после этого самого удивительного дня в своей жизни, лежал он на тюремной постели и никак не мог заснуть. Отовсюду доносились какие-то постукивания, хотя камеры считались звуконепроницаемыми благодаря тому, что двойные стены были изолированы слоем торфа, а этажные перекрытия — шлакобетоном.

И все же было явственно слышно, что где-то стучат, в коридоре хлопают двери и гремят ключи, а раза два-три до лектора донеслись чьи-то сердитые возгласы и крики.

Через окно проникали звуки с улицы: звенели трамваи, рявкали рожки автомобилей и гудели в гавани пароходы. Совершенно больной и разбитый, Карелиус, лежа на спине, прочел вечернюю молитву, как привык это делать с детских лет:

В этот злополучный понедельник дежурный разрешил третьему классу ввиду прекрасной летней погоды открыть одно окно в комнате, где проходили уроки иностранных языков. Когда директор школы Тимиан вошел в класс, чтобы приступить к уроку латинского языка, он с отвращением обнаружил, что в школьную атмосферу проникло какое-то чуждое, свежее веяние.

— Извольте мне сейчас же закрыть окно! — яростно воскликнул он, но, несмотря на свою злость, он все же добавил, что в выражении « мне закрыть окно» слово «мне» следует рассматривать как dativus commocli, то есть дательный падеж, выражающий по смыслу фразы заинтересованность говорящего в том, что делается, происходит, имеет место или обстоит так или иначе по отношению к определенному лицу или вещи.

Окно тщательно закрыли, и директор Тимиан занял свое место на кафедре, испытывая упрямое желание немедленно начать беспощадный разгром древней классической поэзии, что проделывали директора не одного поколения, и не без успеха.

В данный момент директор на все лады комментировал, скандировал и с традиционной жестокостью рассекал на части чудесную поэму «Фаэтон» римского поэта Овидия Назона о сыне бога Солнца; со свойственным юности задором Фаэтон потребовал, чтобы отец дал ему свою солнечную колесницу, на которой ему вздумалось проехаться по небесному своду.

С трудом преодолевая препятствия, ученики добрались наконец до того места в поэме, когда Фаэтон начинает испытывать страх и уже не может уверенно править в воздухе своей четверкой коней. Позади него огромное небесное пространство, но еще большее встает перед ним, колени юноши начинают дрожать и бессильно опускаются руки, которые держат вожжи. В ужасе смотрит он на чудовищные небесные тела и образы огромных животных.