Джером Джером: Веселые картинки

— Мне жаль ее, так жаль, — продолжал он. — Так как она привязана к этому бескровному, искусственному обществу, в котором ей приходится жить. «Вы не можете представить себе», — сказала она, — «как мне хочется встретить кого-нибудь, кому бы я показала свое настоящее я, кто мог бы понять меня». Я пойду к ней в среду.

Я пошел с ним. Мой разговор с ней был совсем не таким конфиденциальным, как я предполагал, так как в комнате, предназначенной для восьми человек, было, по крайней мере, восемьдесят, и поэтому я провертелся с час в жаре и скуке. Как и все молодые люди, я знал только того человека, с которым пришел, да и того никак не мог найти. Я ухитрился перекинуться с нею хотя двумя словами. Она встретила меня улыбкой, от которой я забыл все мое прежнее горе, и оставила с очаровательным пожатием свои пальцы с минуту в моей руке.

— Как мило, что вы сдержали ваше обещание. Все эти люди так утомили меня. Садитесь сюда и расскажите, что вы делали.

Она прослушала меня секунд десять, а затем прервала меня вопросом.

— А вот этот ваш друг, с которым вы пришли, я встретилась с ним в доме леди Леннось. Разве и он что-нибудь тоже написал?

Я объяснил, что он написал.

Расскажите мне, что он написал. Я имею так мало времени и читаю только такие книги, которые мне помогают.

При этом она бросила мне взгляд более красноречивый, чем слова.

Я описал ей книгу, и, желая поступить с другом справедливо, даже прочитал наизусть несколько мест, которыми он особенно гордился. Одна фраза, казалось, особенно понравилась ей: «Руки доброй женщины вокруг шеи мужчины все равно, что спасительное кольцо, брошенное ему судьбой с неба».

— Как прекрасно! — прошептала она. — Скажите-ка еще раз.

Я повторил, а она говорила слово за словом вслед за мною. При этом на нее нелетела шумная старая дама, а я убрался в уголок, стараясь показать вид, будто я очень доволен, что мне не вполне удавалось.

Немного позже я отыскал моего друга и нашел его в уголку, говорящим с ней. Я подошел и ждал.

Они говорили о последнем убийстве на востоке Лондона. Пьяная женщина была убита своим мужем, рабочим, которого разозлило разорение его дома.

— А, какой силой обладает женщина, — сказала она, — поднять или унизить человека. Я никогда не читала ни одного случая, в котором играет роль женщина, не думая об этих прекрасных ваших словах: «Руки доброй женщины вокруг шеи мужчины все равно, что спасительное кольцо, брошенное ему судьбой с неба».

Мнения относительно ее религиозных и политических убеждений совершенно расходились. Священник Низкой Церкви говорил:

— Это, сударь, серьезная христианка, того не бросающегося в глаза типа, который всегда был оплотом нашей церкви. Я горжусь тем, что знаю эту женщину; горжусь, что мои бедные слова были слабым орудием для того, чтобы очистить сердце этой женщины от легкомыслия минуты, и укрепить ее мысли на более высоких вещах.

— Это прекрасная христианка, прекрасная христианка, в самом лучшем смысле этого слова, — говорил бледный аристократический abbe графине, тогда как свет энтузиазма старого мира сиял из его глубоких глаз. — У меня есть большие надежды на нашего дорогого друга. Она находит очень трудным разорвать узы времени и любви, — мы все так слабы. Но ее сердце обращается к ее матери-церкви подобно тому, как ребенок, воспитанный в среде чужих, стремится после многих лет к той груди, которая его вскормила. Мы говорили даже с ней, и я могу быть для нее тем голосом в пустыне, который поведет потерянную овцу к ее стойлу.

В письме к своему другу великий теософ сэр Гарри Беннет говорит: «Замечательно одаренная женщина; женщина, очевидно жаждущая правды, женщина, готовая пожертвовать своею жизнью. Женщина, не боящаяся мысли и разума, любительница мудрости. В то или в другое время я много говорил о ней. Я нашел, что она схватывает мою мысль с необычайной быстротой, и те доказательства, которые я ей дал, как я уверен, принесут отличные плоды. Я уверен, что она довольно скоро сделается членом нашего небольшого общества. Право, не говоря ничего такого, чего не следовало бы говорить, я почти уверен, что ее обращение уже совершилось».

Полковник Максим всегда говорил о ней, как о красивой колонне государства.

— Когда появляются враги в нашей среде, — говорил цветущий старый солдат, — каждый истинный мужчина и каждая истинная женщина должны соединиться на защиту страны. И всех почестей достойны, знатные дамы, подобные мистрисс Кортеней, которая, оставив свою естественную застенчивость и общественную известность, выступают вперед в таких кризисах, чтобы сражаться с беспорядками и изменой, носящимися по всей стране.