Джером Джером - Веселые картинки

Он сдержал свое слово и наутро уехал. Я никогда больше не видал его. Я получал от него много писем, сначала полных надежд и планов. Он сообщал мне, что написал Эльспет, не говоря ей всего, потому что всего она не могла понять, но дал ей необходимые объяснения, и получил в ответ от нее нежные, женственные письма. Я боялся, что она будет холодной и строгой, потому что часто хорошие женщины, которых искушение не трогает, недостаточно нежны для тех, кто борется. Ее доброта была однако чем-то большим, чем обыкновенная пассивная единица. Она любила его тем более, чем более он нуждался в ней. Я думаю, что она спасла бы его, если бы судьба не вмешалась в это дело. Женщины способны на большие жертвы. Я думаю, что эта женщина рада была бы унизиться, если бы, таким образом, она могла возвысить его. Но этому не суждено было случиться.

Из Индии он написал, что скоро приедет назад. Я не встречал мисс Фаулей некоторое время и совершенно забыл о ней, пока не наткнулся однажды на старую газету, сообщавшую, что мисс Фаулей отправилась в Калькутту для исполнения давно данного обещания.

Имея в кармане его последнее письмо, я сел и разобрал вопрос о времени. Она приедет в Калькутту за день до его отъезда. Было ли это случаем или намерением — я не мог знать, но вполне вероятно, что это было случаем, потому что в этом мире фатализм часто решает наши дела.

О нем я больше не слыхал и не надеялся, что-нибудь услыхать, но, спустя три месяца, наш общий знакомый остановил меня на ступеньках клуба.

— Слышали вы новость, — сказал он, — о молодом Гарджоне.

— Нет, — ответил я. — Он женился?

— Женился? — сказал он, — нет, бедный, он умер.

— Слава Богу! — сорвалось было у меня, но, к счастью, я спохватился.

— Как это случилось? — спросил я.

— На охоте в имении какого-то раджи. Должно быть его ружье зацепилось за какую-то ветку. Пуля как раз прошла сквозь голову.

— Боже мой, какая печальная история! — В этот момент я более ничего не мог придумать.

Многие найдут, что настоящая история неправдоподобна. Ее план не искусственен, а подробности искусственны, однако, должен признаться, что дело это действительно случилось и не так как я описываю. Истинный артист оставил бы эту историю в стороне, или, в самом лучшем случае, хранил бы ее для того, чтобы дразнить свой кружок, но я решаюсь пустить ее в свет.

Рассказал мне эту историю очень старый человек. Он был хозяином единственного трактира в небольшом, защищенном скалами селении на северо-восточном берегу Корнвалля. Трактир назывался Кромлеч-Армс и существовал уже сорок девять лет. Теперь этот трактир называется Кромлечь-отелем и находится под новым управлением. Но я говорю о тех днях, когда теперешний дворец был простым убежищем для рыбаков, не помещенным еще в путеводители. Старый хозяин рассказал мне ее, пока мы пили эль из глиняных кружек, сидя в поздний летний вечер на скамейке, под окнами, укрепленными железными перекладинами. Он часто останавливался и молча курил трубку; тогда до нас доносился неясный голос океана; иногда он смешивался с торжественным шумом широких волн, раздававшихся вдали, и нам слышался раскатистый смех маленькой волны, которая, быть может, подкралась послушать историю старого хозяина.

Первой ошибкой Чарльса Сибона, молодого партнера фирмы гражданских инженеров в Лондоне и Нью-Кастле, и Миванвей Эванс, младшей дочери священника Эванса, было то, что они повенчались слишком молодыми. Чарльсу Сибону вряд ли было двадцать лет от роду, а Миванвей было немногим старше семнадцати, когда они в первый раз встретились на скалах в двух милях от трактира.

Молодой Чарльс Сибон, наткнувшись на деревушку во время прогулки пешком, решил провести здесь день или два, чтобы осмотреть красивые берега; а отец Миванвей нашел в этом году находившийся недалеко отсюда домик, чтобы провести в нем летние каникулы. Когда в одно прекрасное утро молодой Чарльс лежал на скалах и смотрел, как белые волны набегали и убегали с черных скал, он заметил внизу фигуру, подымающуюся из волн. Фигура была слишком далеко от него, но судя по костюму, эта была женщина. Чарльс, поэтически настроенный в этот момент, тотчас же подумал о Венере (или Афродите, как он предпочитал называть ее в качестве джентльмена с утонченным вкусом). Он увидал, как фигура скрылась за выступом скалы. Через десять минут или четверть часа она вновь показалась, одетая в платье того времени, и подошла к нему.