Еще на столе находился перекидной настольный календарь на 198… год с листками, означавшими, что сегодня 20 октября, хотя, собственно говоря, было уже 21-е: стенные часы показывали тридцать шесть минут первого. Нужно еще отметить — это важно для нашего рассказа, — что стеклянная дверца одной из многих книжных полок, тянувшихся вдоль стен редакторского кабинета, была полуоткрыта. Днем редактору зачем-то понадобилось заглянуть в старые-престарые, еще начала шестидесятых годов, комплекты журнала, дверцу он потом забыл прикрыть, а уборщица не заметила и тоже не закрыла.
Минутная стрелка на стенных часах подползла к тридцать седьмой минуте первого, когда в кабинет редактора «Крокодила» вбежал резвый, худой, ужасно нахальный мышонок. Он проворно взобрался на редакторский стол, понюхал отвергнутую рукопись и, убедившись в ее несъедобности, брезгливым движением хвостика смахнул забракованный фельетон на пол. Потом он с тем же проворством спустился по ножке стола на пол и убежал искать себе пропитание в других комнатах. Тут-то вот и ожили герои фельетона 198… года. Лежа на столе, они опасались, что утром явится автор, уговорит редактора, и они все-таки пойдут. А очутившись на полу, решили, что теперь они наверняка попадут не в журнал, а в редакторскую корзинку, и очень обрадовались. стали смеяться и подшучивать над своим автором, И вдруг откуда-то сверху раздался громкий, довольно противный голос
— Эй, вы, бедолаги, чего вы там растявкались?
Вслед за тем с книжной полки, дверцу которой забыл
прикрыть рассеянный редактор, соскочил на пол красноносый субъект с хамской челочкой на лбу Потом к нему присоединились солидный гражданин в мешковатом пиджаке, застегнутом на все пуговицы, в широких штанах, полноватый, с тупым каменным лицом, потом длиннорукий, с бегающими глазками и сильно развитой ниж ней челюстью, и еще всякие.
Это были сатирические герои начала шестидесятых годов Они тоже ожили и выбрались на свободу, покинув старые пыльные комплекты журнала Вот что наделал коварный мышонок!
Так произошла встреча сатирических героев, разделенных веком друг от друга.
«Герои» познакомились, расселись попарно (сразу же определилось какое-то взаимное притяжение) и стали разговаривать.
На первых порах разговор протекал в теплой и сердечной обстановке: ведь участники знаменательной встречи были героями отрицательными, одного поля ягодами, с известной общностью интересов. К тому же беседа происходила ночью: критики и редактор спали и не могли им мешать, а ночь, как известно, вообще располагает к дружеской откровенности и прямоте суждений.
Однако вскоре между сатирическими героями двух поколений начались препирательства и стычки.
Красноносый с челочкой на лбу наседал на голубоглазого молодого человека, довольно приятного и тихого на вид:
— Ты обожди, не звони! За что, говоришь, тебя в фельетоне-то трахнули?
— Я вам уже говорил: за грубость. Я грубиян, понимаете?
— Не понимаю! Какой ты грубиян?
— Ну как же! В сущности, я даже… хулиган. Вернее, грубиян с перерастанием в хулигана. Старушка ожидала лифт, а я прошел в кабину первым. А когда один пожилой гражданин сделал мне замечание, я ему дерзко сказал: «Не ваше дело! Я очень спешу!»
— Подумаешь, делов на копейку!
— Неужели вам этого мало?
— Нарвался бы он на меня, твой пожилой дядька. Я бы ему показал! Во-первых, обложил бы его как следует, а может быть, и между глаз бы ему заехал. А потом выгнал бы вон из лифта, как последнюю собаку, вместе с этой старухой… А ты… Какой ты, к черту, «грубиян с перерастанием в хулигана»!
— А кто же я, по-вашему!
— Нормальный пижон с перерастанием в положительного гада!
— Слушайте, — с испугом спросил грубиян образца 198… года, — а много было таких, как вы, в ваше время?!
— Немного! Но зато мы были все как ягодка, один к одному, богатыри, не вы!..
…В другом углу кабинета спорили между собой полный гражданин в мешковатом пиджаке, застегнутом на все пуговицы, и столь же солидной наружности мужчина в очках.
— Позвольте! — говорил, снисходительно усмехаясь, гражданин в мешковатом пиджаке. — Значит, тот человек пришел к вам и попросил отпуск на три дня?
— Да! У него жена лежала в больнице в другом городе. Ему нужно было ее навестить. Я стал требовать от него письмо, телеграмму… в общем, подтверждающий документ. Не поверил человеку… А он слово давал… чуть не плакал. Равнодушие и формализм, деваться некуда!
Читать дальше