Владимир Марченко: Этапы большого пути. Сатира без юмора

Васинькин изобрёл перестроечный суп. Он сыпал на сковородку две ложки муки, лил воду, слегка солил, добавлял четвертинку бульонного кубика. Когда был желатин, замачивал его и вливал в сковородку. Если бы Рая умела солить-мариновать, в погребе могли бы сохраниться банки с огурцами и помидорами, но в углах просторного кооперативного овощехранилища смог обнаружить десяток сморщенных и проросших за лето картофелин. Садовый участок жена заставила продать, а на вырученные деньги купила акции «Гермес-Союз». Проценты выплачивали большие, но очередь заканчивалась перед Васинькиным. Он пытался занимать очередь в представительский пункт с часу ночи, но там сидели у костра люди и вносили его пятнадцатым или двадцатым. Вскоре исчезла реклама по телевизору, «Союз» распался на молекулы и растворился в городском чистом воздух, как и его тёзка, но после него остались хоть буквы — СНГ.

Заглядывая в проржавленный мусорный бак, который почему-то никто не приватизировал, у своего родного пятиэтажного крупнопанельного дома, обнаружил три пивных бутылки, среди выброшенных газет увидел книжонку. Серая обложка, бумага с мелкими вкраплениями опилок. Но привлёк Германа заголовок: «Как жить богато и счастливо». Пришлось опуститься за бутылками и за книгой.

В школе Герман старался не читать лишнего, экономя зрение. В техникуме тяги к пустому чтению литературных опусов не возникло. «Таинственный остров» и «Двенадцать стульев» перечитывал каждые пять лет своей вполне хорошей жизни. Не заметил, как книги выучил наизусть. «Вот тебе и подарок к новому году», — сказал сам себе.

На площадях города Лупоглазова уже валялись очистки от апельсинов и мандаринов. Там же кучковались, продаваемые ёлки и сосёнки. И так Герману захотелось стать счастливым, что он помчался на свой третий этаж, чтобы узнать, как жить богато. Прочитанная брошюра оказалась не пустой. Изобиловала многими полезными советами. Герман, как учил иностранный миллионер, начал анализировать свои достоинства и недостатки. Разобравшись в себе, понял, что он относится к третьей группе, которая, должна работать самостоятельно, не организовывая никаких фирм, никаких концернов и даже синдикатов.

Герман думал. Чтобы что-нибудь продать, нужно что-нибудь купить, удовлетворяя спрос рынка. Что продать и что купить, чтобы попасть в рыночную струю? Ничего. Автор учил, что нужно все свои недостатки ввести в ранг достоинств. И Васинькин смог это сделать. Недостатки превратились в достоинства. Они помогли ему сначала купить приличный мобильник. Старую «хрущобу» сменял таки на трёхкомнатную. Отремонтировал, удалив изношенные плохой пищей, зубы.

Герман начал копить деньги на покупки подарков детям. Их было не много, но и не мало. Пятеро. Жили с матерями, которые, видя достоинства Германа, вышли за него замуж. Рассмотрев поближе достоинства, поняли, в процессе интенсивной семейной жизни, они становились недостатками. Без слёз покидали Васинькина и даже стеснялись подавать на алименты. Герман пытался им помогать, но детей росло многовато, а зарплата худела на глазах. Вскоре её заменили ключами и вилами. Ключи ещё можно дарить ребёнку, а вот вилы — предмет, несущий опасные последствия, не мог стать ни подарком, ни эквивалентом алиментов.

Работал Герман три часа в сутки. Было бы лето. Зимой не разработаешься сильно. Он заказал себе приличные таблички на грудь и на спину. Языки выбрал, какие попало. Была даже латынь, древнеэскимосский, старояпонский и шумерийская клинопись. Иностранцы в городе водились, как мухи у гальюна. Они шлялись по древнему кремлю, пугая вспышками блицев ворон и галок.

— Помогите жертве монументалистического искусства, — обращался к прилично одетому сэру или симпатичной мадам на чистом хинди или идише. К простым людям обращался просто на родной мове: «Кореш, не дай кинуть копыта и сыграть в ящик». Если человек раскрывал рот и останавливался, Герман продолжал:

— Я получил увечие, когда с меня ваяли скульптуру «Писающий мальчик». Роден. Ну и другие. Этот, как его — Анджело Мигель. По пьяни опрокинули на моё детское тело банку с кислотой или прокисшим вином. Рост органа замедлился.

— Чем докажешь? — останавливался уж совсем любопытный. — Именно с вас? Эту чудную скульптуру? …Что значит, что век на воле не бывать? Вы покажите, товарищ, господин, жертва.

Герман стесняясь, оглядывался, совал руки в карманы пальто.

— Смотри на моё увечие, радуйся моим страданиям, жалкий счастливец, у которого всё в порядке, — с этими словами распахивал полы пальто. Кое-кто восклицал, вытирая слёзы, трясущимися руками доставал последние доллары или тугрики. Герман кланялся и спешно уходил.