Е. Душечкина: Дед Мороз: этапы большого пути.

Участники конференции «Мифология и повседневность» 1999 г., наверное, помнят яркое выступление С.Б. Адоньевой, в котором создание Деда Мороза как обязательного персонажа новогоднего ритуала приписывалось советской власти и приурочивалось к концу 1930-х гг., когда после нескольких лет запрета вновь была разрешена елка. Отметив, что «в зарождающейся городской традиции рождественской елки (в 30-50-х гг. XIX в.) нет еще ни Мороза, ни Снегурочки», исследовательница, несомненно, права (Адоньева 1999: 372). В те времена какие бы то ни было персонажи праздника елки вообще отсутствовали, равно как отсутствовал и сам новогодний ритуал. Однако в литературе Мороз уже встречался (на что указала и С.Б. Адоньева). Стремительный процесс разработки этого образа как непременного участника детского праздника елки стал возможным в предвоенные годы только при опоре на литературную традицию и бытовую практику, в основных чертах сложившуюся задолго до Октября. Истории его формирования, этапам становления образа Мороза (превращению его в Деда Мороза и вхождению в обиход рождественско-новогодней обрядности) и посвящена моя работа.

160 лет назад были опубликованы «Детские сказки дедушки Иринея» В.Ф. Одоевского, в одной из которых («Мороз Иванович») впервые дана литературная обработка фольклорного и обрядового Мороза. Созданный Одоевским образ еще далек от знакомого нам новогоднего персонажа: календарная приуроченность сказки – не Рождество и не Новый год, а весна (Мороз Иванович живет в колодце, оттого что «жарко становится»); не он приходит к детям, а дети приходят к нему; да и подарки его – это лишь плата за службу. И все же образ этот уже узнаваем: «добрый Мороз Иванович» – «седой-седой» старик, который как «тряхнет головой – от волос иней сыплется»; живет он в ледяном доме, а спит на перине из пушистого снега. Рукодельницу за хорошую работу он одаривает «горстью серебряных пятачков», однако и Ленивицу не замораживает (как Морозко старухину дочь в сказке), а лишь проучивает, дав ей вместо серебра сосульку. Заботясь о природе, он покрывает снегом озимые всходы; попечительствуя о людях, стучит в окошки, чтоб «не забывали печей топить да трубы вовремя закрывать», проводя при этом и «нравственные идеи» о необходимости «нищеньким помогать». В педагогической сказке Одоевского обрядовый Мороз и сказочный Морозко превращены в доброго, но справедливого воспитателя и наставника.

Почти в то же самое время, когда увидели свет «Сказки дедушки Иринея», в газетах стали появляться первые рекламные заметки о продаже елок, что свидетельствовало о начале усвоения в России обычая, до тех пор известного лишь по переводной литературе и по домам петербургских немцев. Возникнув одновременно на рубеже 1830-1840-х гг., Мороз Иванович и елка, принадлежа к разным культурным традициям, совершенно разведены: Мороз Иванович пришел из русской деревни (как обработка народного Мороза), елка – с Запада (как усвоение немецкого обыкновения). Отсутствующая вначале связь возникнет двумя десятилетиями позже, когда сказка Одоевского будет включена в состав «елочных» текстов.

Образ Мороза мифологизируется в литературе по двум направлениям. С одной стороны, согласно поэме Некрасова (1863), где Мороз представлен злой силой, любящей «кровь вымораживать в жилах, / И мозг в голове леденить», он изображается как зловредный атмосферный дух, которому приписывается способность оказывать пагубное воздействие на человека: злой мороз сердитый (Суриков 1880: 271), царь Мороз предстает косматым стариком «с еловым скипетром» в руке, живущим в «краях Зимы» «с их ветроносными ветрами / И тишиной морозной тьмы» (Фофанов 1886: 382-384). Жестокий мороз, ходящий «с своею клюкой» «в царстве суровой Зимы», является угрозой всему живому: «Все от Мороза ушли, / Все, кому жизнь дорога…» (Садовников 1888: 276).

С другой стороны (преимущественно в поэзии для детей), зарождается его положительный двойник, главной функцией которого становится формирование «здоровой» погоды и сотворение зимних «волшебств», предоставляющих детям возможность веселиться, развлекаться, закаляться и т.д. на лоне природы. На создание этого образа начинает «работать» и некрасовский «Мороз Красный нос», из которого для детского пользования берется только фрагмент «Не ветер бушует над бором…», где главный герой, исторгнутый из контекста поэмы, выступает как «воевода», неограниченный властитель зимнего леса и волшебник, убирающий свое «царство» «в алмазы, жемчуг, серебро».