Эмиль Вейцман - P.S. и P.P.S. Сатира, юмор и прочее в прозе и стихах

© Эмиль Вейцман, 2017

© ООО «Супер Издательство», 2017

Так почему же такое странное заглавие: «P.S. и P.P.S.»?

А вот почему. Издавая в 2015 году сборник своей поэзии, озаглавленный «Жестокий романс», я написал в аннотации к книге, что моё прозаическое эссе «Как делать стихи», содержащееся в ней, подводит как бы итог моей многолетней работе в области поэзии. Сборник составлялся в 2010 году, и было мне тогда 74 года. Возраст вполне почтенный – в самый раз думать о жизненных итогах. Но человек предполагает, а музы, которым я подал официальное заявление об уходе на пенсию как поэт, располагают. Ответ с Парнаса на мою просьбу последовал довольно нескоро – ни много ни мало через три года, в 2013-ом, когда мне стукнуло 77 лет. Содержание ответа божественных дам было совершенно неожиданным: «Поработай-ка ещё!» И чтобы вы думали, «мотор снова завёлся»: пошли эпиграммы, иронические стихотворения и…сонеты, причём последние в основном не сатирического содержания, а с явно скорбным оттенком, вполне соответствующим моему возрасту. Словом, получилось что-то вроде поэтического post scriptum и даже post post scriptum. К 2016 году материала набралось на новый поэтический сборник с явно сатирическим уклоном. И вот тут-то мне в голову пришла интересная мысль, а почему бы не начать мою новую книжку с сатирической прозы, включающей в себя микроновеллы и микропьесы, относящиеся к периоду существования…Рима. Древнего и Третьего?! Это было бы вполне оправданно, если принять во внимание, что более шести десятков этих микроновелл и все микропьесы уже были опубликованы порознь в различных изданиях Советского Союза и России. Что ж, задумано – сделано. Что получилось, пусть решает читатель.

В настоящем предуведомляю, я, Эмиль Вейцман, чистосердечно признаюсь, что не являюсь вообще-то автором нижеприведенных микроновелл из древнеримской и древнегреческой жизни. Не являюсь я также и автором заключительного цикла «историй», относящихся уже к нашим временам, хотя в одной из них фигурирую в качестве действующего лица. В конце концов, если с тобою приключилась забавная история, то это совсем не значит, что автор её ты сам. А зафиксировать случившееся на бумаге не так уж и сложно для человека, кончавшего школу ещё в пятидесятых годах прошлого столетия, т. е. когда учителя драили своих подопечных как следует – и двойки ставили, и на второй год не боялись оставить. «О времени и о себе» я немного расскажу ещё ниже, а пока несколько слов об античных историях. Их латинский текст обнаружил в 1945 году в Австрии один мой родственник (двоюродный дядя Финкельштейн) – участник боёв за освобождение страны от фашизма, а также и от кое-каких раритетов.

Как-то пехотная рота, в которой воевал дядя Фима, филолог, специалист по латыни и древнегреческому, преследуя в составе дивизии отступающую немецкую часть, остановилась на ночь вблизи старинного замка, брошенного своим владельцем. Что греха таить, кое-кто из личного состава этого пехотного подразделения решил устроить ревизию в средневековом баронском гнезде и в первую очередь ревизовать его продовольственный и винный погреба. Однако родственника моего заинтересовала в первую очередь библиотека замка, где он обнаружил пергамент с историями, написанными по-латыни.

Озверев за годы войны от «латыни» фронтовой, ефрейтор Финкельштейн с наслаждением погрузился в латынь серебряную, ибо, как мы, интеллектуалы, знаем, золотая латынь кончилась со смертью императора Августа, т. е. в 14-ом году нашей эры, а найденный манускрипт по оценке моего родственника был написан где-то во второй половине 1-го века нашей эры [1] За исключением нескольких микроновелл, добавленных позднее к основному списку переписчиками (прим. публикатора). – в правление то ли императора Веспасиана, то ли его сына Тита, когда серебро латыни расцвело уже пышным цветом.

Для сведения сообщаю, эпоха «серебра» для латыни кончилась в начале третьего века новой эры, в правление императора Каракаллы. Взамен пришла латынь вульгарная, которая много веков спустя сменилась медицинской латынью и в конечном итоге нашей русской. Ну а высшее проявление русской латыни – это латынь фронтовая. Так вот, озверев от фронтовой латыни, мой двоюродный дядя Финкельштейн с головою погрузился в латынь серебряную. Она оказалась с юмором, не лишённым, как ему казалось (и мне, кстати), остроумия.