Борис Привалов - Надпись на сердце

Потом я встретил Кикина-Кукина на стадионе, во время модного футбольного матча. Он сидел недалеко от телевизионной камеры, как раз в том самом месте, которое обычно показывают телезрителям, когда требуется «дать публику». Кикин-Кукин дружески подмигивал оператору, тот мучительно морщил лоб («Знакомое лицо!») и приветливо улыбался в ответ.

Кикин-Кукин «болел» образцово-показательно: шляпа на затылке, в одной руке трещотка, в другой — флажки с эмблемами играющих команд.

Он выглядел эффектно, и оператор, все так же морща лоб («Знакомое лицо?!»), направлял свою камеру в сторону Кикина чаще, чем требовалось.

Мне припомнилось, что несколько раз я видел физиономию Кукина на экране телевизора. Так вот почему он мне показался знакомым!

Следующая моя встреча с этим таинственным молодым человеком произошла в аэропорту.

Я ждал прилета друга, Кикин-Кукин слонялся по залу ожидания.

Местное радио объявило:

— Журналист Кукин, подойдите к дежурному по аэропорту.

Кукин преспокойненько уселся на скамейку, где томились пассажиры, ожидающие объявления посадки в свои самолеты.

Каждые пять минут радио призывало Кукина подойти к дежурному, а Кукин не двигался с места.

Так прошло полчаса. Наконец он соблагоизволил подойти к окошечку и громко произнес:

— Вы меня звали, я — Кукин. Слышали, конечно, обо мне?

— Слышали, — смутилась молоденькая дежурная.

Почти все пассажиры оглянулись на таинственного Кукина, фамилия которого навязла в ушах. Приметив кое-кого из знакомых, Кукин с ними эффектно раскланялся.

Оказалось, что кто-то звонил на аэропорт и просил Кукина срочно связаться с редакцией.

Тут я вспомнил, что видел Кукина, выходящего из будки телефона-автомата, который стоит в вестибюле: глазки у молодого человека воровато бегали вокруг — не подслушал ли кто его разговора?

Я уже понимал механизм действий Кукина и мог держать пари, что он сам позвонил дежурному от имени какой-нибудь редакции.

Действительно, когда я спросил у друзей-журналистов о Кукине, то они единодушно замахали руками:

— Кукин? Он же спортсмен... у или спортивный администратор... А может, звукооператор....

Но спортсмены клялись, что Кукин имеет какое-то отношение к театру. Театральные работники убеждали меня, что Кукин — кинематографист. Кинодеятели твердо верили, что Кукин — художник-пейзажист. А художники именовали его почтительно писателем.

И только начальник отделения милиции, где был прописан Кукин, сказал мне определенные слова:

— Знакомое лицо! Числится личным шофером у собственного дядюшки-доцента, который, кстати, и машины-то своей не имеет. Знаем, что все это сплошной обман, но юридически, как говорится, полный порядок. Имеет право доцент содержать шофера? Вот он его и содержит. А машина будет со временем. Кукин же по профессии — знакомое лицо. Что сие значит? Да только то, что весь город его знает. Вы ведь тоже с ним при встречах раскланиваетесь, верно? Популярная, выходит, личность Кукин, а? Там дефицитный товарец для приятеля купит, с другим — пообедает, с третьим — в карты перекинется, четвертого — с девушкой легкого поведения познакомит, с пятым — на банкет пройдет, шестого — в театр на просмотр проведет, седьмому еще какую-нибудь услугу окажет, у восьмого — денег одолжит, девятому — долг отдаст, десятому — путевку достанет на курорт, одиннадцатому — номер в гостинице... Глядь, а в результате Кукин одет, обут, сыт, пьян, нос в табаке. Он и на скачках свой человек, и среди футболистов, и в Осводе какие-то делишки обделывает... Живет не тужит. Про таких в народе, знаете, как говорят? «Жаль не родился ты углом — о тебя хоть бы свиньи бока чесали». Тут уж и милиция и медицина бессильны. Вы сами, наверное, ему этак вежливенько шляпой помахиваете: дескать, знакомое лицо, как не поприветствовать! Так ведь? Вот, выходит, что и вы вроде бы его морально поддерживаете... Ну что ж, кланяйтесь и дальше, ежели совесть позволяет...

В пошивочной мастерской «Женское платье из материала ателье» дела были плохи.

— Нынче клиент скандальный пошел, шумный! — кричал директор. — Это же какие-то античеловеки! Их обшиваешь, одеваешь, сам с себя восемь шкур спускаешь, а плана нет. Только настроишься на летние платья — осень приближается, костюмы несут. Сделаешь перестановку сил, бросишь всех на костюмы, а уже январь, весенние пошивки... Вон в Африке, говорят, круглый год все население в одних трусах ходит! Там бы я развернул ательё! (стоящую в конце слова «е» директор всегда произносил, как «ё».) А тут как быть с планом?