Самуил Шатров - Нейлоновая шубка

Василий Петрович мог запросто отсудить жилплощадь. Он мог разделить квартиру и изъять внутрикомнатные излишки. Превратить жилое помещение в нежилое и наоборот. Поставить на место наймодателя, осадить зарвавшегося съемщика. Он все мог!

Сугоняев был мастером перегородочных дел. Так на профессиональном языке некоторых адвокатов назывались дела, рожденные перегородкой, жилищной теснотой, перенаселенностью. Василий Петрович поднаторел в разборе коридорных баталий и кухонных свар. Он преуспевал.

Его жена Инга Федоровна слыла одной из самых элегантных адвокатских жен. Это была яркая губастая блондинка, выглядевшая значительно моложе своих лет. Она считала себя неотразимой. Василий Петрович побаивался жены. Ему было за пятьдесят. Как говорят поэты: «Холодные ветры старости коснулись его своим крылом». Побаливало сердце, хрустели суставы, и по утрам во рту было так погано, словно всю ночь он жевал паклю, вымоченную в солидоле. На фоне этих неприятных симптомов жена казалась ему вдвойне молодой, обаятельной и желанной для посторонних мужчин.

Инга Федоровна и ее старшая сестра Милица разжигали в адвокате страстную недоверчивость и мучительные сомнения. Они недвусмысленно намекали, что акции Василия Петровича падают с каждым днем. Василий Петрович страдал и озлоблялся. Положение осложнилось еще и тем, что в последнее время заработки Сугоняева резко снизились. Деловая конъюнктура складывалась явно не в его пользу. Время работало не на адвоката.

Ежедневно с большого строительного конвейера сходили огромные жилые корпуса. К новым домам стягивались рычащие грузовики. Шумное племя новоселов с сервантами на плечах врывалось в светлые квартиры с окнами в полстены. Солнце беспрепятственно входило в дома. Новоселы были откровенно счастливы. Они не хотели судиться.

Один из лучших умов консультации, адвокат Тарабрин, сказал как-то Василию Петровичу:

— Сейчас москвичей можно разделить на три категории: на тех, кто: а) получил квартиры, б) дожидается, в) не надеется получить сам, но знает, что ее получат соседи. Эти люди навеки потеряны для перегородочных дел. Это необратимый процесс, Сугоняев. Мой совет: переквалифицируйтесь, пока не поздно. Перекуйте адвокатский меч на орало.

— На забрало! — глупо сострил Сугоняев и добавил: — На мой век клиентов хватит.

— Наивный вы человек, — сказал Тарабрин. — Я намного старше вас. На моих глазах погрузились в пучину небытия прекрасные адвокатские специальности. Какие, скажем, были мастера по бракоразводным делам! Короли! Вы уже не застали их. А богатейшие тяжбы со страховыми обществами? Золотые возможности! Клиенты вчиняют иск «Саламандре». «Саламандра» не хочет платить. «Саламандра» считает, что клиент сам поджег свой дом. Сколько было таких поджигателей, и всем им требовались адвокаты. А процессы о наследствах? Боже мой, это же был адвокатский Клондайк! Алмазные россыпи Гвианы! И это все кануло в Лету!

— Но тогда произошла революция!

— А что сейчас происходит в стране? Жилищная революция! В нынешней семилетке страна получит столько новых домов, что из них можно воздвигнуть больше десятка таких городов, как Москва! А ведь наша столица строилась свыше восьмисот лет! Попомните мои слова, Сугоняев: «Очень скоро адвокат-перегородочник станет такой же музейной редкостью, как извозчик-лихач!»

Такие речи все чаще раздавались в юридической консультации. Заработки упали не только у Сугоняева, но и у других адвокатов. С народными судами все больше конкурировали суды общественные. Даже за бесплатными советами приходило все меньше клиентов.

Этой новой ситуации не учитывала Инга Федоровна. Она вынашивала далеко идущие планы мебельной реконструкции семейного гнезда, а также выработала широкую программу повседневного обновления своего гардероба. Сугоняев отчаянно сопротивлялся. В этой борьбе численный перевес был не на стороне адвоката. Ингу Федоровну поддерживала Милица.

Милица Федоровна целыми днями просиживала у окна. Она со скрупулезной точностью вела учет всему, что приобретали жильцы пятиэтажного дома. Фиксировались все покупки, начиная от эмалированной миски и кончая мебельным гарнитуром, чтобы впоследствии оповестить о них дворовую общественность.

Вечерами, когда Василий Петрович мечтал об отдыхе, начинался ненавистный разговор об удачливых добытчиках и чужом процветании. Милица Федоровна, пощелкивая отстающим, плохо подогнанным зубным протезом, сообщала младшей сестре о новых приобретениях соседей. Свою информацию она сопровождала сентенциями вроде: «Живут же люди!», «Мы так жить не будем», «Достают же люди!», «Мы не достанем», «Есть же мужья!» и т. д. и т. п.